Я вернулась, Господи! (сборник) - страница 18

– Извини, заснула.

– Ничего, – ласково проводя по ее щеке рукой, проговорил Павел, – я же сказал тебе, чтобы ты до обеда отоспалась.

– Нет-нет, нельзя. Что подумают люди? – смешно округлила глаза Ирочка.

– Они уже думают, – усмехнулся Павел, – но тебе не стоит об этом беспокоиться, работай спокойно.

Митрофанов прошел в свой кабинет, а Ирина быстро привела себя в порядок, допила остывший чай, принялась за работу.

Как начался ее роман, приносивший и радость, и огорчения одновременно.

Павел мог подолгу не звонить и не приходить к ней, при встрече бывал холоден, разговаривал отстраненно и официально. Когда Ирочка сникала, взгляд ее потухал, она механически выполняла работу, невпопад отвечала на вопросы Валентины Игоревны и Лиды, а вечером тихо плакала, устроившись в уголке дивана. В свой тайник старалась не лазить, хотя и тянуло выпить в такие минуты ужасно. Однако Ирина изо всех сил старалась «держать лицо», зная, что может сорваться и тогда все вконец испортить. Павел не должен ничего знать о ее болезненном пристрастии к алкоголю.

Проходило несколько дней, и все неожиданно менялось. Павел вновь становился прежним. Он мог во время рабочего дня повести Ирочку на обед в ресторан, не переставая говорил ей комплименты, на глазах у всех шел провожать домой. Часто приглашал в свой кабинет, где, сразу схватив в охапку, целовал, нежно поглаживая грудь. И Ирочка, забывая свои прежние обиды, опять готова была обнять весь мир. От плохого настроения не оставалось и следа, она не могла удержаться от смеха, и прохожие часто оборачивались, засматриваясь на счастливо улыбающуюся красивую женщину.

Мама позвонила ей однажды и без обиняков начала:

– Ирочка, пойми, ты губишь себя. Ваши отношения не имеют будущего. И поверь моему жизненному опыту, все это плохо закончится. Плохо для тебя.

– Мама, откуда ты узнала? – За этим вопросом Ирочка пыталась скрыть свое смущение и растерянность.

– Ирина, девочка моя, я прошу тебя прекратить все это, пока не поздно.

– Мама, я люблю его, – еле слышно прошептала Ирина в трубку.

– Ирочка, – мама говорила с ней тихим, мягким голосом, будто с маленьким ребенком, – ты знаешь Павла Григорьевича не так давно. А в своих чувствах порой нельзя разобраться и за много лет. Пойми, у тебя это просто влюбленность, ты слишком долго была одна. Всему виной твое одиночество и, извини, то, что с тобой случилось в юности. Дорогая моя, ты должна понять, что тебе не нужна связь с женатым мужчиной. И чем скорее ты забудешь его, тем легче тебе будет. Не давай этой своей придуманной любви перерасти в настоящую. Он никогда не бросит семью. Послушай меня, дочка, тебе ни к чему лишние переживания.

– Я люблю его, я люблю его, я люблю его, – сквозь слезы повторяла Ирочка, не слушая маму.

– Ирочка, послушай, – мама попыталась еще что-то сказать, но Ирина бросила трубку и, уткнувшись в ладони, разрыдалась.

Она плакала долго и безутешно, в глубине души понимая, что мама права, но не хотела соглашаться с ней. Павел любит ее, и придет время, когда он женится на ней. Потому что любящие друг друга люди должны быть вместе.

С трудом подавив в себе желание выпить, Ирочка быстро собралась и выбежала на улицу. И опять это бесцельное хождение по улицам до ощущения леденящего холода в душе. Ноги сами привели Ирочку к тому месту, где собирались художники. Те уже складывали свои вещи, упаковывали непроданные и недописанные картины, вытирали кисти, весело переговариваясь. Ирина отыскала взглядом Вадима и направилась к нему. Бородач упаковывал сумку, о чем-то сосредоточенно думая. Заметив Ирину, он быстро кивнул ей, потом низко наклонил голову, завозился с замком куртки. От Ирины не укрылась его нечаянная радость. Она улыбнулась, но тут же прогнала улыбку с лица.

– Что долго не приходила? – наконец-то справившись с замком, спросил художник.

– Дела.

Они перекинулись еще парой слов и замолчали, не зная, что еще сказать друг другу. Вадим испытывал неловкость и смущение. А Ирина видела, что нравилась ему. Но разговаривать не хотела. Слишком выбил ее из колеи разговор с матерью.