Я видел как плачут животные... - страница 19

За пределами административного здания стало гораздо холоднее. Несмотря на все усилия, предпринятые учеными, климат планеты все же влиял на то, что происходило внутри энергетических куполов. Если температура на поверхности планеты падала ниже средней нормы, холод пробивался и сквозь барьер, делая жизнь рабочего персонала и ученых очень неприятной и затруднительной. Сейчас был как раз тот самый момент.

— Вам повезло, — сказала женщина, скребя подошвой черного сапога по небольшой снежной прослойке, покрывшей всю территорию под куполом. — Сейчас у нас наступает зима.

— И долго это продлится? — поинтересовался я.

— Обычно «минусовка» держится почти три недели. Поговаривали, что лет пятнадцать назад тут были настоящие сугробы, но климат стал меняться.

— Я видел взрывы ракет, когда спускался с трапа космического корабля.

Она ускорила шаг.

— Сэм сказал, что это ученые таким образом испытывают способы ускорить изменение климата до более «человеческих» показателей. Значит, испытания не прошли даром.

— Кто-то в это верит, я же склонна соглашаться с профессором Ивановым. Его гипотеза может показаться бредом сумасшедшего, но… но в ней есть нечто, что объясняет почти все, что мы видим на планете. Ее поведение, ее реакция на наше присутствие, ее изменение под нас.

— Вы говорите так, будто она живая.

— Иванов верит в это.

— А вы? — я посмотрел прямо ей в глаза.

— А я верю ему.

В морге было холодно. Особенно в той его части, где хранились тела погибших перед тем как отправиться в крематорий для дальнейшей кремации. Нас встретил небольшого роста мужчина с залысиной. Прямо у входа, он крутился возле стола на котором лежал труп, обследованием которого он занимался все утро.

Взгляд был пуст. Точнее безразличен. Складывалось такое ощущение, что все для него было «ничем и никем», и что его царство, где он был полноправным королем, только что было осквернено пришельцами с другой планеты.

Дружбы не получилось. Даже улыбку у смотрителя морга нам так и не удалось выдавить, вместо этого, он стал еще более серьезным, отвечая на наши вопросы лишь короткими «да» или «нет», изредка разбавляя их более внятными ответами.

— Меня зовут Макс МакКомли, я прибыл с Земли для выяснения причин смерти.

— Хорошо, — коротко ответил он, не отрывая взгляда от бледного тела с явными следами химических ожогов.

— Где я могу взглянуть на тело? — вновь спросил, но уже громче, стараясь достучаться до смотрителя.

Но он в ответ просто вытянул руку и провел ею по окружности.

Сам морг был почти идеальной круглой формы. Два с половиной этажа холодильной камеры, не имевшей окон и продуваемой холодным кондиционированным воздухом со всех сторон. По всей его окружности, словно патроны в старом дисковом магазине пулемета находились ячейки с телами. Подойдя к любой из них и нажав на кнопку «выпуская», из стены тут же показывались ступни, прикрытые белым покрывалось, а за ними и все тело, завернутое, как в паутине, до самой головы.

Смотритель так и не поднял головы. Мы были ему не интересны.

— Давай посмотрим хотя бы на одного. — сказала Света, указывая вперед и делая шаг вперед.

Я все еще не спускал взгляда с этого странного мужчины. Здесь все было странно. Доктор с железной рукой, сумасшедший профессор, люди, потные как гончие собаки, вся эта планета, жившая каким-то странным образом отдельно от всего мира. Даже в морге, где царила мертвая тишина и холод, мне было не по себе.

Мы выбрали первого кто попался нам на пути. Имя на его бирке почти не читалось из-за осевшего на черные буквы толстой корки льда и инея. Лишь несколько корявых строчек со стандартной фразой для всех таких жертв «случайных стечений обстоятельств».

Мужчина, взрослый, сорока двух лет как значилось в его небольшой сопроводительной записке, прикрепленной к трупу у самого изголовья, рабочий с планеты Икар-2.

— Это рядом, — заговорила Света, — в нашей системе. Оттуда в принципе все рабочие прибывают.

Женат. Имеет двух детей.

Я глубоко вздохнул. Стало немного страшно.

— Мне придется сделать это здесь.

— Нужна какая-то помощь?

— Нет. Я сам. Тут ты ничего не можешь сделать.