Я вырос в свободной России - страница 7

Многие молодые люди оказываются не в силах выдержать эту обстановку, и в итоге они стремятся уехать из страны. Не думаю, что это удачный выход. Уехать отсюда — значит, признать себя беспомощным перед сложившейся ситуацией. Каждый человек, небезразличный к бедам окружающих его людей, уехавший за рубеж, — это врач, сбежавший от своего больного. Конечно, у каждого из нас есть это право — уйти и забыть. Жить в этой удушливой атмосфере издыхающего советского монстра очень уж тоскливо. Можно пустить новые корни в другом месте. Вывезти семью и зажить другой жизнью. Но лично мне будет горько осознавать, что моя страна покрыта паутиной, заброшена и забыта, лежит в пыльном углу на обочине мирового политического процесса.

Если не уезжать, то что? Надеяться на государство? К сожалению, как я уже говорил, государство сегодня не видит реального положения дел, исходит из иных представлений о действительности. Оно отчуждено от граждан и их интересов. Этот институт живет в своем мире, и уповать на его помощь не слишком-то рационально.

Боюсь, единственный путь, следуя которому можно переломить ситуацию, — инициатива снизу. Каждый неравнодушный человек должен начать с изменений вокруг себя. Порой инициативе снизу придают слишком малое значение, однако у нас нет иных путей разрешения сложившейся ситуации. Только частные примеры поступков конкретных людей способны преодолеть отчуждение в нашем обществе. Но сами по себе, без должной инфраструктуры, эти примеры угаснут и останутся неизвестными. Лишь инфраструктура гражданского общества, базирующаяся на сочетании свободы и ответственности, способна сделать частную инициативу взаимопомощи трендом. Для этого необходимы свободные и ответственные СМИ, благотворительные фонды, профсоюзы и институты самоорганизации граждан. Через эти институты отдельные частные инициативы станут общеизвестными и получат потенциальную возможность закрепиться в виде практик гражданского общества. К счастью, как мне кажется, мы делаем первые шаги на этом пути: развивается стремление наших граждан к благотворительности, повышается внимание к проблемам общества, на которые отдельный индивид не может оказать необходимого влияния. Во многом это произошло благодаря распространению Интернета и социальных сетей в России. Мы пока еще находимся в начале процесса формирования гражданского общества современного типа. Но от того, сформируется ли его инфраструктура, будут ли реализованы его потенциальные возможности, сегодня зависит то, в какой стране мы будем жить завтра. Двадцать лет очень большой срок, а сделано для преодоления советского наследия очень мало. Времени у нас осталось совсем немного. Но, надеюсь, мое поколение все же сумеет использовать его с толком.

Я родилась в 1992 году в Москве. Такого удивительно свободного, полного надежд и одновременно трудного, опасного и нестабильного времени, как в начале девяностых, в России, пожалуй, не было. Уже была перестройка, рухнул железный занавес, уже был подавлен путч 1991 года. «Свобода», «гласность», «либерализация», «независимость», «суверенитет» были самыми упоминаемыми словами; более того, они все больше воплощались в реальность. Возвращались из тюрем, ссылок, вынужденной эмиграции писатели, художники, режиссеры; возвращались книги, музыка, фильмы. Граждане заново открывали для себя историю своей страны. Менялся формат новостей: другим становилось телевидение, газеты; литературные журналы были нарасхват. Страна освобождалась от коммунистических догм и советских стереотипов. Для гласности теперь не было никаких преград, ведь система, столько лет угнетавшая и жестоко подавлявшая любые проявления инакомыслия (и даже инициативы), была разрушена.

Можно сказать, что я родилась практически в самой свободной стране. Однако с Россией, как и с профессором Плейшнером, пьяный воздух свободы сыграл злую шутку. Наши родители сначала яростно боролись за элементарное выживание, потом, пользуясь открывшимися возможностями, пытались обеспечить нам, поколению, появившемуся при пустых магазинных полках, галопирующей инфляции, многомесячных задолженностях по зарплатам, достойное настоящее и будущее. Появившийся достаток (пусть небольшой) несколько затуманил разум граждан. Никто не заметил, когда началось «закручивание гаек» и постепенное ограничение свободы. Возможно, это случилось осенью 1993 года, когда был расстрелян Белый дом… А может, в декабре 1994-го, с началом кровопролитной и жестокой Первой чеченской войны, лукаво именуемой восстановлением конституционного порядка? Или гораздо позже, накануне Нового 2000 года, когда в предпраздничной суете окружение старого и больного первого президента России подсунуло нам так называемого преемника? Трудно сказать…