Я - Янис - страница 8

— Больно?

Я кивнула. Когда она растерла раны, стало действительно больно.

— У тебя жалкий вид, но уж ты, наверное, сделаешь так, чтобы в следующий раз упала я! Я пойду выносить мусор, а ты собьешь меня велосипедом, да? Знаю я таких мальчишек!

— Девчонок. Не забывай, что я девчонка! — злобно напомнила я.

— Ни почтения, ни уважения, ни воспитания! — продолжала она. — Не понимаю, что ты здесь делаешь? Прочь отсюда!

Кот, господин Аль, кажется, готовился наброситься на меня, так что я кинулась — решила убраться прочь подобру-поздорову.

Только во дворе я вспомнила, что перчатки остались там. Ну как можно быть такой растяпой?

Я снова бросилась к подъезду, спустилась вниз и позвонила в дверь Глории. Звонила много раз, но даже шагов за дверью не услышала.

Я приоткрыла почтовую щель.

— Эй! Верни перчатки, это моего брата!

Ничего не слышно. Она как будто испарилась — вместе с котом и всем остальным.

Велосипед, во всяком случае, все еще лежал во дворе. Я подумала, что надо бы втащить его внутрь. И тогда услышала звук, похожий на звон жемчужин в хрустальной вазе. Льдистый. Звенящий.

Я обернулась и увидела Линуса Персона. Он смеялся, его коричневая собака прыгала и тявкала так, что ушам было больно.

Именно в ту минуту я не была в восторге от животных. И от парней тоже. Даже Линус уже не казался мне таким красивым. Я просто взяла велосипед и понесла его в подъезд. Он мог бы и помочь мне, подержать дверь — видно же было, как мне трудно. Но он не помог, так что дверь ударила прямо по заднему фонарю. Который был уже разбит.

Такой парень, как Линус, конечно же, считает, что я уродина. Крабовая палочка, как говорит Адидас. Маленькая, твердая и замороженная. А теперь у меня еще и колени перевязаны рваным полотенцем, которое виднеется через дырки в штанах.

В понедельник я снова попыталась добраться до перчаток. И во вторник, и в среду. Звонила и звонила в дверь. Но старуха как будто испарилась. Может, умерла? Я поднималась по лестнице и думала, что надо позвонить 112. Если к ней никто не приходит, то никто ведь и не заметит, упади она замертво. И что тогда будет с мотоциклетными перчатками?

Если бы Зак не вмешался, то все, наверное, было бы нормально.

В четверг вечером я, как обычно, позвонила в дверь Глории. Крикнула в почтовую щель и, кажется, в темноте под дверью зашипел кот. Я опустила крышку. Не дай бог, он просунет лапу в щель и снова меня расцарапает.

Когда я вышла, то увидела Адидаса, Зака, Линуса и его старшую сестру. И еще тех идиотов, которые постоянно ошиваются рядом с Адидасом, я и знать не хочу, как их зовут. Они все одинаковые, так что я зову их просто гориллами. Хотя это, конечно, нехорошо по отношению к гориллам.

— Что ты сделала с перчатками Зака? — спросил Адидас, когда я повернула к нашему подъезду.

Я уставилась на брата: зачем надо было говорить с Адидасом о вещах, которые касаются только нас двоих.

— Чего ты все время звонишь в дверь этой старухе? — спросил Адидас, все так же пялясь на меня.

— Какой старухе? — притворилась я.

— Мы за тобой следили, — он сплюнул на асфальт. — Ты каждый вечер стоишь и звонишь. Ты чокнулась, что ли?

— Да это не новость, — вставила сестра Линуса. — Янис не то чтобы…

— Что — не то чтобы? — я шагнула к ней. Она ухмыльнулась всей своей размалеванной физиономией, так что коричневый крем сморщился уродливыми полосочками.

— Не то чтобы совсем нормальная.

— А ты? — прошипела я. — Ты просто дерьмо.

— Чего? Да ты совсем идиотка!

— Прекрати! — сказал Линус, пихнув свою сестру так, что та зашаталась.

— Ладно, защищай эту ненормальную, сколько влезет, мне плевать!

Я не собираюсь даже вспоминать, что за гнусное имя у сестры Линуса. В общем, она обиделась и ушла. Ну и хорошо. Никто не заплакал.

— Если что-то берешь, надо отдавать! — сказал Адидас, думая, что мы все еще препираемся из-за перчаток.

— Наплюй, — попытался Зак. — Я сам ей их дал. Это паше дело.

— Never ever, — прошипел Адидас. — Ты думаешь, я тебе их дал, чтобы твоя сеструха потом увела? Это очень крутые перчатки, так и знай. Минимум тысяча. Минимум.

Как обычно, Адидас орал на моего брата, а тот стоял, разинув рот. Такая у него была роль: молчать в тряпочку. Мне стало стыдно, поэтому я рванула на себя велосипед и отправилась подальше. Пусть стоят и пялятся, сколько влезет. Даже Адидасу не пришло бы в голову гнаться за мной. Когда я на велосипеде, меня никто не тронет.