Я знаю, что делать - страница 2
— Что-то нашли, доктор?
Вместо ответа прозектор аккуратно отделил от окровавленного лацкана небольшой клочок ткани и поднял на свет.
— Да что там такое? — смахивая пепел прямо на пол, повторил детектив.
— Я уже видел эту субстанцию, — пробормотал Отто. — Ею повреждены органы жертв чумы из нижних кварталов. Но как девушка из хорошей семьи могла заразиться в Асилуме?
— Девушка ли?
— Девушка, ну или настоящий убийца, — кивнул прозектор. — Видите ли, господин детектив, когда тебе вырывают глотку, — он зажал собственное горло окровавленными перчатками. — Ты изо всех сил сдерживаешь основной кровоток. Обратите внимание, как испачкана одежда — строго под пальцами спускались струйки крови. А вот это, — он приподнял рукав трупа, — кровь нападавшего. Я не вижу, как иначе могла быть запачкана эта часть одежды.
— Так и что в ней, в крови нападавшего?
Отто отложил оторванный кусок в сторону.
— Кларафаль, господин детектив.
— Господин Вайнштайн, оно не прекращается, — Абигейл сделала несколько шагов в сторону ошарашенного доктора.
Загремели наручники и цепи на ногах, девушка споткнулась и упала на пол, ударившись лицом о кафель в приёмной лечебницы. Констебли не бросились ей на помощь, так же стоя безмолвными статуями со взведёнными револьверами.
Вайнштайн осторожно коснулся спутанных окровавленных волос пациентки.
— Аби, — выдохнул мужчина, — что ты натворила?
— Доктор, оно не прекращается, помогите! — на лбу девушки выступил холодный пот, а всё тело изламывало судорогой.
— Господин Вайнштайн, как вы допустили, что буйнопомешанная сбежала из вашего заведение? — подал голос один из стражей.
— Леди Абигейл не буйнопомешанная, — оскорбился доктор, — Она шла на поправку и была вольна покидать лечебницу в любое время.
— Тогда как вы объясните, что она голыми руками отправила на тот свет с дюжину человек сегодня ночью?
— Я не… Дюжину?! Господь милосердный! Кто пал жертвой моей подопечной? — упавшим голосом спросил Вайнштайн.
— Фридрих Элрих с семьёй и слуги поместья. Как вы это прокомментируете, доктор? — настойчиво требовал констебль.
Вайнштайн побледнел:
— Это же родной дядя Абигейл… Бедное дитя! Она последнее время много говорила о нём. Считала, ему угрожает опасность. Я неверно расценил её одержимость, — причитал врач.
— Вашей пациентке прямая дорога в Нортгрубе, и после на виселицу, а вас ждёт дисциплинарное слушание, — пригрозил страж порядка.
— Делайте со мной, что хотите, но я не отдам вам Аби, пока расследование не будет закончено, — Вайнштайн склонился над скулящей девушкой, изо рта которой текла густая белая пена, и с любовью погладил пациентку по спине. — Она не могла сотворить такого, я уверен.
Энергомобиль шуршал резиной шин по мостовой, прыгая на ухабах. Дорога за чертой города превращалась в ужасную трассу с препятствиями — на каждой кочке подбрасывало так, что клацали зубы, а голова билась о крышу.
— Проклятые дороги, — прошипел водитель, выпуская облако сизого дыма изо рта — сигарета, зажатая в зубах, почти истлела, но дорога не позволяла оторвать рук от руля. — За что мы налоги платим, господин прозектор? Геттинбург! — он презрительно хмыкнул и затушил-таки окурок. — Чтоб меня черти взяли, если я еще хоть копейку отдам на дорожные расходы, господин прозектор!..
Отто не отвечал. Впрочем, водителю и не требовалось ответа — разговаривать о политике в среде имперских служб было большей нормой, чем непосредственно выполнять долг. Да и хаять власть вошло в моду, когда Император отдал указ о «свободе слова».
И хотя вас еще могли до смерти забить дубинками полицаи, если призывать к сепаратизму, но обличение коррумпированных чиновников — стало правилом хорошего тона. И, по мнению Отто Ляйхе, подогревалось самим Императором.
По крайней мере, на волне всеобщего негодования то один зарвавшийся чиновник, то другой — попадали в Нортгрубе. А уж оттуда поступали без головы прямо в печь государственного крематория.
Перебирая отчеты вскрытий, Отто не мог избавиться от ощущения, что погибший Фридрих Элрих напрямую связан с чумой, вот уже который год выкашивающей жителей нижних кварталов. Но как?