Яблоки должны быть красные - страница 16
— Знаешь, в чем твоя проблема? — спросила она.
— У меня нет проблем. И если говорить откровенно, то мне насрать, что ты думаешь.
Не обращая внимания на его комментарий, она продолжила:
— Твоя проблема в том, что ты превратился в отшельника. Ты сам себя изолировал. Альберта связывала тебя с обществом, а теперь, когда ее не стало, ты совсем один в этом доме. Возишься.
У Тома дернулся левый глаз. Она сделала достаточный упор на слово «возишься», чтобы разозлить его.
Что ж, она первая начала.
А он закончит.
— Ты занимаешься психоанализом, Бев? Не знал, что у тебя степень по этому дерьму.
— Вот почему твоя лужайка такая заросшая и неприветливая. Ты пытаешься держать людей на расстоянии. Почему бы не пригласить их и не посмотреть, что из этого получится?
— Мне теперь звать тебя доктор Беверли? Может, у тебя скоро появится свое ток-шоу?
— И еще, Том, жизнь — не военные действия. Огород в боевой готовности. Соседи — кучка никудышных бездельников. Твоя бедная покойная жена была болтушкой, сводившей тебя с ума, — она сделала многозначительную паузу. — Тебе очень сложно угодить.
— Зато я по крайней мере честен. И я не притворяюсь кем-то, кем не являюсь. Стэпфордской женой с нитью идеального жемчуга, прилизанным садом и ублюдком-мужем.
Она сузила глаза.
— Ты отшельник. И ты напуган. Чего ты боишься?
Он сунул в рот сигарету.
— Я боюсь, что твои чертовы термиты никогда не свалят из твоего дома, и я навсегда застряну с тобой. Это мой самый большой кошмар.
Она снисходительно улыбнулась:
— Ты боишься, что тебе откажут. Вот почему ты никому не протянешь руку.
Он сердито прикурил сигарету.
— Твоя психоболтовня начинает действовать мне на нервы, Бев. Ты только позоришься.
Она покачала головой.
— Нет, нет, не думаю. Я думаю, мои соображения слишком близки к правде, и это заставляет тебя нервничать.
— Знаешь что? Кажется, от этих баклажанов у меня несварение. Тебе нужно поработать над рецептом.
Он резко встал, оттолкнув стул.
Протопав на крыльцо, он уселся на ступеньку и глубоко затянулся сигаретой.
Беверли Андерсон настоящая заноза в заднице, и ему ни капли не интересна ее оценка его жизни и недостатков.
Слишком плохо, что он никак не может перестать думать о том поцелуе и тихих стонах, которые она издавала.
Чертов дурак.
Глава 8. День третий. Мы — гномы
— Ты рано встала. — Том, прищурившись, смотрел на Беверли, как она, откусывая понемногу, ела свой утренний тост. — Я слышал, как ты заводила машину. Куда ты ездила?
Беверли постаралась сохранить на лице невинное выражение. Том вытащил из пачки сигарету и залил горячей водой в молотый кофе.
— Ты каждый день так завтракаешь? Кофе и сигареты?
— Да. Завтрак чемпионов.
Его взгляд провоцировал ее на ответное замечание.
Она промолчала, продолжая пить чай.
— Так куда ты ездила?
Бев прочистила горло.
— Есть один небольшой проект, над которым я собираюсь поработать сегодня утром. А потом, днем, я начну готовить.
— Проект? Что за проект?
— Кое-что, что, мне кажется, тебе понравится. Против твоей воли.
— Какого черта это должно значить? Что ты задумала, Беверли?
Она отнесла грязные тарелки в раковину.
— Кое-что, чтобы оживить фасад твоего участка. Чтобы он выглядел более гостеприимным и привлекательным, а не отпугивал новых соседей.
Сигарета едва не выпала из его губ.
— Ты издеваешься? Что это? Новое реалити-шоу для канала HGTV? «Прокачай дом старикана»? Нет, спасибо.
— Я все сделаю сама. Я купила дельфиниум и многолетние маргаритки, несколько корзин с анютиными глазками для крыльца. Компост…
— Компост! У меня достаточно компоста, чтобы удобрить весь гребаный штат Калифорния. Тебе не нужно было покупать компост.
Беверли сложила руки на груди.
— Да, об этом я не подумала. Я хотела быть уверенной, что купила все необходимое в магазинчике для садоводов дальше по улице. Он такой милый.
— Я знаю, что он милый. Но черт побери. Меня не интересует преображение дома, — он заставил ее попятиться к рабочей поверхности и сердито нахмурился. — Хватит с меня твоих ценных советов и предложений, и…
На лице Тома Беверли видела множество эмоций. Гнев. Раздражение. И легкий намек на любопытство, погребенный в глубине его льдисто-голубых глаз. Он может ругаться, кричать, беситься, но глубоко в душе он готов к переменам.