Ядовитый полигон - страница 10

–  Тут к тебе один товарищ на свидание просится. Серьезный товарищ. Я не могу ему отказать. И тебе не советую.

–  Кто такой? – спросил я.

–  Говорю же, серьезный человек…

Следователь не смотрел мне глаза, но с большим интересом разглядывал большой золотой перстень на своем пальце. По углам шлифованной платформы с монограммой поблескивали в свете настольной лампы четыре небольших бриллианта. Мужчины не носят перстни с большими бриллиантами…

–  Самоваров! На выход! – прозвучало с сильным акцентом, который скрадывал привычную грубость принятой здесь командной речи.

Мой сосед по камере, за неделю до моего появления занявший нижнюю шконку, подтолкнул меня локтем. Я сидел от него справа и дремал в ожидании обеда. Слышал, как в замке поворачивается ключ, слышал, как открывается дверь, но умышленно не реагировал. Сокамерник мой, старик семидесяти двух лет, топором зарубил своего молодого соседа, сказавшего ему что-то обидное. И с гордостью рассказывал, что убитый был ростом под два метра, здоровенный, как гусеничный трактор, и потому наглый. Я его рассказы выслушивал всегда внимательно, даже иногда задавал вопросы, чем заслужил соседское ответное уважение. По крайней мере, на общих прогулках, не зная местного языка, я слышал и чувствовал, когда сосед говорит обо мне. И говорит хорошо. И то слава богу. Обострять отношения я ни с кем не хотел. Мне одной беды хватило, и не было желания наживать себе новые проблемы. Тем более что население в СИЗО было в основном местное, ко мне и к моим погонам относиться с пиететом у сидельцев оснований не было. На прогулке среди других заключенных мелькал только один немолодой русский, весь в татуировках, мрачный и, как мне показалось, вообще языка не имеющий. За все время я от него не слышал ни единого слова. Был еще неизвестно как попавший на Кавказ китаец по фамилии Сунь, которого все в СИЗО звали Сунь-Вынь. Китаец и по-русски-то разговаривал с трудом, а уж местных языков тем более не знал. Все остальные, включая вертухаев, были из местных.

Я неторопливо встал, только что не потянулся. На вызов следовало реагировать.

–  Допрос?

–  Свиданка… Поторопись, а то передумаю.

Вертухай был, в общем-то, не самым плохим парнем. По крайней мере, не откровенно злым, хотя и имел зверскую, изуродованную шрамами рожу. Портить с ним отношения не хотелось. Да и интересно стало, кто пришел ко мне на свидание в СИЗО? До этого визитеров не было. И вообще, что за серьезный человек желает со мной пообщаться? Действительно серьезные люди ради любопытства сюда не заявятся. Значит, следует ждать каких-то неожиданностей.

Два конвоира провели меня по гулкой металлической лестнице на два этажа ниже и открыли дверь. В камере для свиданий был только привинченный к полу стол и точно так же закрепленные две табуретки по разные стороны. Из чего я сделал вывод, что это вообще-то кабинет для допросов, а не нормальная комната для свиданий, в которую к заключенным приходят даже жены.

На одном табурете сидел, уперев локти в столешницу, человек в гражданской одежде. Каким-то чутьем я сразу понял, что это военный, и даже догадался, что такой визит не может носить простой мимолетный характер, а обязательно будет иметь некое продолжение. Впрочем, это я и раньше предполагал, еще до того, как воочию увидел визитера. И даже голос следователя Ласкина говорил мне о том же не словами, но интонацией.

Я шагнул за порог. Дверь за мной закрылась. Ключ со скрипом провернулся в замке.

–  Старший лейтенант Самоваров, – представился я, привычно приняв стойку «смирно».

–  Подполковник Лагун, – поднявшись из-за стола, сказал человек, пригласивший меня на встречу. – Будем знакомы, Николай Викторович.

Он улыбнулся приветливо, даже с некоторым обаянием, но оглядел меня с ног до головы ледяным профессиональным взглядом гюрзы. Подобные люди без весомой, как глубинная бомба, причины на свидания к подозреваемым не напрашиваются, сразу понял я. По одному взгляду его понял. И также понял, что гость приехал издалека. Прилетел, скорее всего, на военном самолете.

–  Слушаю вас, товарищ подполковник.