Ягоды бабьего лета - страница 25
Владислав тряхнул головой, как бы гоня от себя столь неожиданные мысли, но настроение было испорчено. Образ Стеллы потускнел, ушло очарование, навеянное ее близостью в ресторанной суматохе.
А наутро начался кошмар, полностью изменивший его жизнь. Ему позвонила Стелла и истерично, срываясь на рыдания, сообщила, что отец исчез, пропал неизвестно куда. Его нигде нет. Она обзвонила все морги, больницы, бюро несчастных случаев, вытрезвители, всех знакомых, даже бывшую жену, то есть его мать. Никто ничего не знает! Она плакала и винила себя за дурацкое поведение, за то, что не сдержалась, когда они ехали в такси. Отец закатил ей сцену ревности, ударил ее, и она, остановив машину, вышла где-то на Кутузовском проспекте, сунув водителю деньги и попросив его довезти пассажира до дома. Она долго шла пешком, плакала, не могла успокоиться, потом решила зайти в какой-то бар, чтобы выпить коньяку. Коньяк помог ей справиться со стрессом, и она на такси уехала домой.
Вскоре началось следствие по делу об исчезновении отца. Владислав сморщился, вспомнив жесткие, прямые, порой откровенно оскорбительные вопросы следователя Сенцова, на которые ему пришлось отвечать. Дотошный Сенцов, молодой и нахальный провинциал, несколько раз допрашивал всех свидетелей: Владислава, Стеллу, официанта, швейцара, таксиста, охранника из особняка и даже бармена с Кутузовского проспекта. Он устраивал перекрестные допросы, заведомо путал и провоцировал проходивших по делу, но тайна исчезновения Игоря Алексеевича Чащина так и осталась за семью печатями.
Таксист клялся, что пассажир, после того как его жена со слезами выскочила из машины, еще пару минут ехал на заднем сиденье и лопотал что-то несвязное, а потом вдруг схватил его, водителя, за волосы и больно дернул. От этой выходки таксист рассвирепел и вытолкал дебошира наружу. Отъезжая, он видел в зеркало заднего вида, как мужик этот сел на скамейку троллейбусной остановки. «Виноват, конечно, — сожалел таксист, — надо было довезти до дома подгулявшего гражданина. Но ведь адреса-то точного мне как раз и не назвали. Девушка, извиняюсь, жена его крикнула в сердцах, мол, довези до дома, и убежала. А сам он лыка, извиняюсь, не вязал. Я спросил его несколько раз, куда ехать-то. А он: «Мы-мы» — а дальше ничего не разобрать. Ну я и решил, что в Мызино, это как раз по пути. Девушка-то, то есть жена его, когда они, значит, сели возле ресторана, сказала, что сначала на Можайское шоссе, а там за город, ну и остальной маршрут, мол, объяснит по ходу пьесы».
— А вы так сразу и согласились? Ночью, за город… — съязвил следователь.
— Так ведь двойной тариф, — закашлялся водитель.
— И сколько, если не секрет? — допрашивал въедливый «следак».
— Две сотни зеленых. А чего тут ехать-то? Полчаса туда, столько же обратно. Ночь. Пробок нет. Жми на всю катушку.
Бармен с Кутузовского проспекта подтвердил слова Стеллы о рюмке коньяку, а также о расстроенном виде ночной посетительницы:
— Тушь у нее потекла, помада размазалась. Сидела как в воду опущенная, — сочувственно сообщил бармен. — Я поначалу подумал, что путана зашла перышки почистить, но потом пригляделся, нет, думаю, приличная девушка, манеры там, то-се, одета со вкусом, вещи дорогие. А что, вы ее подозреваете?
На втором допросе, когда у следователя на руках уже были первые показания свидетелей и различные документы, тон его «беседы» с Владиславом говорил о многом.
— Ищи выгоду — найдешь виновного, — как бы невзначай ронял следователь, пронзительно глядя в глаза Владислава. — Гражданке Чащиной, Стелле Борисовне, по закону перейдет особняк и имущество в виде обстановки и прочей мелочи, а вам, Владислав Игоревич, по завещанию отец оставляет свою процветающую фирму. Я тут посмотрел кой-какие финансовые документы, которые мы изъяли в вашем офисе, то получается, ни много ни мало, около десяти миллионов годового дохода чистоганом? Так?
— Так. Ну и что? Вы хотите сказать, что мне было выгодно убрать отца?
— Получается, что именно так.
— И как, по-вашему, я это сделал?
— А вот этим как раз и занимается следствие, гражданин Чащин.