Яичница из гангстеров - страница 37
В забеге будут участвовать десять лошадей и на все десять будут щедро ставить. Я уже давно понял, что можно выиграть в одном забеге и даже во многих забегах, но что единственный способ не проигрывать постоянно заключается в том, чтобы систематически вести записи, — или вообще оставить лошадей в покое.
Итак, я подошел к окошку и поставил десятку на Посланника.
Поскольку была суббота, деньги принимали двое. Я дал свою десятку лопоухому субъекту, сидевшему справа, и сказал ему:
— Номер семь в пятом забеге в Голливуд-парке. Делаю ставку.
— Ваши инициалы?
Я сказал:
— Ш. С., — и он записал их сверху на квадратном белом листке бумаги, а против них написал «7–5-ГП». Под этой таинственной записью он вывел «10–0–0». Он бросил десятку в щель металлического ящика-кассы и выдал мне копию листка.
Между этими двумя кассирами на высоком табурете сидел человек мощного сложения, с деревянным лицом, около шести футов ростом и пяти футов в плечах. Вам, наверно, знаком этот тип — парень с железными мускулами и соответствующим мозгом. Я спросил парня, взявшего у меня деньги:
— В чем дело, мальчики? Драгун приставил к вам охранника?
Он впервые посмотрел на меня и сказал ровным голосом:
— Все в порядке, приятель. Мне нравится его общество. Между прочим, следующие за вами тоже хотят сделать ставку.
Я вышел из очереди. Очевидно, Драгун принял меры против возможности повторения махинации Брукса-Зэркла. Но теперь я представил себе, как они осуществляли свою маленькую авантюру. Довольно остроумно, надо сказать.
Я огляделся. В одном из кресел, в углу, привольно откинувшись, сидел мой закадычный друг Эдди Кэш. Я направился к нему и сел в соседнее кресло.
— Джуди-Дрим, — сказал я. — По последним сведениям.
Он поднял глаза, и его чувственные губы тронула улыбка, но как только он увидел, кому она предназначена, он тотчас стер ее с лица.
— Вы! — произнес он так, будто это было бранное слово.
— Я, — сказал я любезно. — Так что учтите — Джуди-Дрим. Прямо из лошадиных уст.
Он приподнялся, злобно глядя на меня, но снова сел.
— Послушайте, сыщик, — прошипел он, — вы мне не нравитесь. Ваше присутствие меня раздражает Уходите и не попадайтесь мне на глаза.
Я улыбнулся ему и закурил.
— Что вы имеете против частных сыщиков, Эдди?
Он не сводил с меня злобного взгляда.
— Против частных сыщиков — ничего. Но ваше общество, Скотт, мне противно.
— Взаимно. — Я глубоко затянулся и спросил как бы невзначай: — Между прочим, Эдди, что же, в конце концов, случилось с Элиасом? Вашим компаньоном? Он что — так просто упал и умер?
Его рука сжала край кресла, потом расслабилась. Он холодно взглянул на меня и не ответил. Потом вдруг его прорвало:
— Именно этого я желаю вам, Скотт, — так просто упасть и умереть. — Он с ненавистью смотрел на меня из-под тяжелых темных бровей. — Если б я мог, я бы это вам устроил.
В этот момент радио вдруг ожило, и я поудобнее уселся в кресле. Сообщение с ипподрома. Диктор кратко изложил ситуацию, закончив знакомой фразой, от которой пульс начинает учащенно биться: «Вот они — пошли!»
Я наклонился вперед, почти непроизвольно отмечая внезапную тишину, застывшие на полпути движения, повисшие в воздухе жесты и напряженное, настороженное выражение на многих лицах. «После старта ведет Дэнди Фокс, Посланник идет вторым, Ханэйз-Прайд — третьей, Малыш Джо — четвертым, за ним — Изи Гест и Холидэй». Затем положение изменилось: «Ханэйз-Прайд на корпус впереди всех, по внутренней дорожке идет Дэнди Фокс, обогнав других на голову, малыш Джо — третий, Изи Гест — четвертый, по внешней дорожке его быстро нагоняет Джуди-Дрим».
О Посланнике больше ни разу не упоминалось. Они подошли к финишу, и первой была Джуди-Дрим, вырвавшись вперед на три корпуса. Я взглянул на расстроенное лицо Кэша — просто не мог удержаться — и чуть не задохнулся, подавив готовое вырваться насмешливое восклицание. Пять или шесть разочарованных игроков сердито оглянулись на меня, но если бы взгляды могли убивать, то прищуренные глаза Эдди не просто убили бы меня, но еще и четвертовали. Потом, опомнившись, я посмотрел на листок бумаги, который держал в руке: «Какого черта? Я-то, над чем же я-то смеюсь?»