Ямани: Взгляд из-за кулис - страница 16

Кейси разработал в Вашингтоне план помощи никарагуанским контрас, который предполагал участие ряда лиц, в том числе адмирала Джона Пойндекстера и подполковника Оливера Норта, представлявших Белый дом и совет национальной безопасности.

Остается неясным, знал ли о свидании Кейси с Фахдом Рональд Рейган. Но точно известно, что президент тайно обсуждал вопрос о помощи Саудовской Аравии никарагуанским контрас во время неофициальной встречи с Фахдом в 1985 г.

Существо плана, выработанного Кейси еще примерно за год до встречи Рейгана с Фахдом, состояло в том, чтобы Норт, действуя под руководством Пойндекстера, тайно продавал иранцам оружие, необходимое им для войны с Ираком, а затем отмывал полученные деньги, переправляя их контрас, которые боролись с режимом, правившим в Никарагуа.

Чтобы схема начала работать, нужно было каким-то образом включить в игру иранцев.

По причинам, которые не требуют объяснений, Кейси не мог обратиться непосредственно к аятолле; он нуждался в посреднике.

Полагаясь на успешный опыт сотрудничества Фахда с прежними администрациями США и на его закоренелую ненависть к коммунизму — которую разделял с Фахдом и сам Кейси, — старый волк из ЦРУ видел в саудовском короле идеальное связующее звено.

Кейси прибыл на борт яхты «Абдул Азиз» с единственной целью: просить Фахда найти канал, который мог бы связать его с Тегераном. Фахд согласился.

И это согласие положило начало Ирангейту.

Спустя несколько месяцев после свидания Кейси и Фахда в Средиземном море посол Саудовской Аравии во Франции Джамиль аль-Ходжальян тайно встретился в Германии с представителями революционного правительства Ирана. Вскоре после этого в Эр-Рияде было замечено, что некогда прохладные, а порой и враждебные отношения между Фахдом и саудовским бизнесменом Аднаном Касоги почти волшебным образом сменились теплой дружеской привязанностью. По меньшей мере дважды Касоги видели на еженедельном придворном обеде рядом с королем — они пожимали друг другу руки и обменивались приветливыми улыбками.

То, что Касоги вернул себе благосклонность Фахда, не было случайностью: король был признателен этому дельцу за согласие вести в интересах ЦРУ переговоры с израильтянами и с иранским торговцем оружием Альбером Хакимом.

И теперь, зная, что это не вполне благовидное посредничество обеспечивает ему доступ к Фахду, Ага-заде дождался отъезда Ямани из Саудовской Аравии и направился туда сам, чтобы установить с монархом прямой контакт.

Действуя через голову Ямани, он рисковал собственным положением в ОПЕК. Но патрон Ямани решил смотреть на это сквозь пальцы, поскольку перспективы ирано-саудовского соглашения о ценах и сопряженные с ним политические и военные выгоды были слишком привлекательны для обеих сторон.

Однако и Ага-заде, и Фахд знали, что сделка не состоится, пока на их пути стоит Ямани.

Билл Кейси оказал Ямани поистине медвежью услугу, резко приблизив конец его политической карьеры.

5 сентября, когда цены на нефть составляли около 14—15 долларов за баррель, Ямани прибыл в Кембридж, чтобы прочитать на факультете политологии имени Джона Ф. Кеннеди «мейеровскую» лекцию, которая была включена в программу празднеств, посвященных 350‑летию Гарвардского университета.

Для Ямани это было как бы возвращение домой.

Он привез с собой жену Таммам и пятерых маленьких детей и, как многие студенты, возвращающиеся в родной университет, долго водил свое семейство по улицам, которые досконально изучил тридцать лет назад. Двое старших сыновей просили отца показать им классную комнату, в которой он занимался. Ямани продемонстрировал детям все достопримечательности Гарварда и даже нашел окно класса, показавшееся ему знакомым. Он подвел семью к дому, в котором жил, и рассказал детям, каким прилежным он был студентом.

Официальным лицом, принимавшим Ямани, был Дэвид Рокфеллер. В Кембридж приехали также старые его однокашники — Джеймс Шлезингер и Кингман Брустер. Встретили его и кое-кто из бывших преподавателей.

Но, конечно, этот визит не был обычным посещением родного университета. Да и сам Ямани не был обычным выпускником Гарварда. Главное, ради чего он приехал и чего все ожидали, была его речь.