Ян Гус - страница 5

Конечно, бесчисленное количество бедняков желало своим сыновьям этой счастливой доли. И чем больше было тех, кто стремился к «хлебам священника», тем меньше оказывалось избранников, которым удавалось этого достичь.

Число недоучившихся студентов и молодых кандидатов в священники без прихода и доходов непрестанно росло, в то время как количество духовных должностей и «кормов» — пребенд[6] — оставалось почти неизменным.

Эти молодые люди, обманутые в своих лучших надеждах, рукоположенные и нерукоположенные в сан священника, должны были зарабатывать себе на жизнь как умели. Приходские священники злоупотребляли их трудом, используя на различных плохо оплачиваемых службах, заставляя за гроши совершать богослужения и отправлять требы, иной раз в нескольких приходах сразу; сами же «духовные пастыри», поставленные над приходом, не заботились о своих «стадах», в особенности если их было несколько.

Только тяжелое многолетнее учение обеспечивало надежное будущее и открывало в конце концов путь к званию профессора (магистра) Пражского университета. Но для этого требовалось исключительное дарование, усиленная работа и многие годы самоотречения, если только студент не имел влиятельного покровителя или сам не располагал средствами, с помощью которых мог бы обеспечить себе доходное место.

Именно на этот тернистый путь и вступил Гус.

Несомненно, на выбор его карьеры повлияло желание матери, женщины чрезвычайно набожной. Но немалую роль сыграла здесь и его собственная, человечески совершенно понятная надежда — жить лучше. «Когда я учился, — писал он позднее, — у меня была цель поскорее стать священником, чтобы лучше жить, иметь хорошее платье и пользоваться почетом у людей».

С этой мыслью он отправился в Прагу.

Здесь начались полные лишения, но веселые студенческие годы: «Когда я был голодным школяром, то делал ложку из хлеба и до тех пор ел горох, пока не съедал и ложку». Гус сразу свыкся с образом жизни своих товарищей, разделял их забавы, участвовал в церковных процессиях ряженых, любил играть в шахматы, и от вина не отказывался, и новому платью умел порадоваться. Однако очень скоро к воспоминаниям обо всем этом прибавляются записи другого характера: «В бытность школяром нередко с товарищами певали мы вигилии[7], но лишь для того, чтобы отбыть повинность, ибо деньги за это брали другие, на нас же лишь верхом ездили и пахали». Гус говорит о широко распространенном в то время явлении, когда священники, получавшие высокую плату, сами церковных служб не исполняли, а поручали их нищим священникам и студентам, с которыми расплачивались ничтожной частью своих огромных доходов. «На бедных пахали», а урожай собирали сами! Так повелось и в большом и в малом. И Гусу с его товарищами приходилось за несколько геллеров петь на клиросе за своих духовных «благодетелей».

И вот в Праге, так же как и в Прахатицах, встретились Гусу два противоположные мира: мир полновластных богачей и мир бесправных бедняков. Но здесь, в столице Чешского королевства, различия выступали еще более резко и отчетливо.

Как чувствовал себя деревенский юноша, когда в один прекрасный день впервые ступил на пражские улицы? Быстро поблек в его душе образ прахатицкой роскоши, вытесненный потрясающим впечатлением от размеров и богатства пражских городов [8]. Всюду высокие каменные дома, пестро расписанные, с лепными украшениями, на площадях — могучие своды просторных аркад, дома в три, четыре этажа, с широкими многооконными фасадами; большее ратуши с башнями и лестницами, огромные храмы, в каждом из которых поместилась бы вся родная деревня; стрельчатые своды церквей — чтоб взглянуть на их строимые шпили, нужно было запрокинуть голову к небу; великолепие храмовых интерьеров, сияющих золотом и многокрасочностью витражей; большие и просторные площади, лабиринт староместских улочек и в противоположность ему — широкие, пересекающиеся под прямым углом улицы Нового Места; непривычные панели под ногами — все это поражало взор. Но больше всех этих невиданных зданий удивляла сама жизнь, бурлившая на мостовых между ними. Сколько тут было движения, суеты — огромные рынки, застроенные лавками, палатками, ларьками, прилавками с разнообразными товарами; витрины в окнах мастерских нижнего этажа; грохот повозок, непрерывно привозящих и увозящих грузы; и среди толпы разодетые всадники, крытые носилки, в окошечках которых можно разглядеть и важные лица прелатов и разукрашенные головки женщин. А странные костюмы прохожих, богатые одежды горожан; обшитые мехом и подпоясанные драгоценными поясами плащи; накидки из горностая, соболя, белки и леопарда; высокие конусообразные головные уборы женщин с ниспадающими покрывалами; сшитые по французской моде, подбитые ватой кафтаны мужчин с множеством пуговиц, и облегающие трико со штанинами разного цвета; стучащие по мостовой деревянные подошвы, прикрепленные цепочкой к туфлям с остроконечными, загнутыми кверху носами!