Ян и его Драконы. Беспокойный Замок - страница 17

стр.

– Нравиться? – глаза дракона засверкали, а хвост пару раз вильнул. Ян присел и одел ожерелье на дракона, обмотав пару раз вокруг шеи, – получилось ярче и богаче. – Подожди, найду тебе зеркало.

Огляделся, у стены стояло старое, массивное зеркало, прикрытое пыльным плащом. Ян подошел, отбросил его в сторону:

– Вот, смотри.

Дракон, выпятив грудь, с удовольствием рассматривала свое отображение. Меус, наконец, перестав щупать старые кости, посмотрел на них:

– О! Я знаю, какое ей имя подойдет?

– И? – Ян и дракончик, со всем вниманием, обернулись к нему.

– Юджин.

– Юджин!? Ну, это же мужское имя? – Ян был заинтригован.

– Эмм, ну да, но не совсем, – Меус потер подбородок, – был у меня друг в коллегии, так вот тоже очень любил всякие блестящие безделушки. А с деньгами у него не так чтобы очень, он и занялся драконами, – изучал повадки, поведение. Где обманывал, где воровал, много натащил… Тоже вот так, перед зеркалом вертелся все время…

– Был?

– Да. Ошибся, немного, в очередном походе. И дракон его съел....

Снизу зафыркали, Ян скосил глаза, дракончик смеялась.

– Может, тогда уж Юджита? На женский манер? – снизу презрительно чихнули.

– Ей, похоже, нравиться Юджин…, – Меус развел руками, – Безделушки-то его сестра все забрала, а записи и книги мне остались, я именно тогда драконами и увлекся…

Ян покачал головой, взгляд зацепился за огромный, обтянутый старой кожей, ящик в углу. Ну, точно. Подошел, открыл – внутри, аккуратно уложенные, были различные колбы.

– Асмодей, иди-ка сюда.

Меус присел, и осторожно потрогал колбы, в его глазах закипели слезы.

– Этого хватит?

– Ну, тут только колбы, но я так счастлив…, – он хлюпнул носом, – с трубками и креплением легче.

Юджин подошла и ткнулась мордой в руку Меусу. Тот поднял ее к лицу и раскрыл. На ладони лежало колечко с камушком. О как! Меус хлюпнул носом еще раз, и вытер рукавом набежавшую слезу. Это было прощение и признание.


***

Ян шел в кабинет: «Какой он сегодня, щедрый и благодушный. Ни дня без доброго дела? Бррр… Очень по рыцарски, и очень наивно».

С кухни невероятно хорошо пахло свежей выпечкой, придется заглянуть. Мимо него, синей стрелой, промчалась Юджин, ну да, у нее-то нюх получше будет.

На кухне, как всегда, было шумно. На полу стояла куча корзинок. Митяй, огромным половником, отгонял от них кота и драконов. За небольшим столиком в углу, сидел монах, и пил что-то из кружки… Монах?

– А ну не подходить!– громогласно вещал Митька, и как только горшки ни трескались? Дракончики, тактично обходили корзины с разных сторон, одному, Митяю, явно не справиться.

– Эй, мелкие! – драконы обернулись, – Ко мне и сели в рядок. Митенька нам сейчас по-быстрому плюшек отсыплет, и мы уйдем.

Дракончики, было собравшиеся его уже проигнорировать, на слово «Плюшки», быстренько сели в рядок. Митяй почесал затылок.

– Так и чего ж я вам дам? Разве вот булочек? Не? – не выпуская половник, Митя по-очереди проверял корзины. Зашуршал бумагой. Дракончики нервно заскребли когтями. – Смотри-ка, сахар… и карамель…

– А им плохо со сладкого не будет? – Ян обеспокоенно посмотрел на мелких, – вон пасти какие, что там того кулечка, сожрут и не поделятся…

– Кому? – искренне удивился Митька, – Им?

Он присел, и каждой достал по большому куску карамели. Дракончики довольно захрустели. Ян себе тоже достал кусочек, ммм… Интересно, кто додумался?

– А в углу? Гости? – за карамелью, очень хорошо пошли булочки.

– В углу? – Митя обернулся, – А это… Монах, странствующий, говорит из самой Обители пришел. «Дабы вывести на свет сей очаг ереси и блуда»! – Кузнец почесал затылок, припоминая, – Или не блуда говорил…

Митя задумался. Ян поперхнулся:

– Чего?

– Ну, он мудрено говорит, сразу видно, ученый человек, но я так понял, драконы ему не нравятся, и маг вот еще…

Монах шумно допив из кружки встал.

– Это не мне не нравиться! – поднял указательный перст и потряс в воздухе, – А Господу нашему, Богу. Ибо магия дана для свершения чудес его именем, а не абы кому… А драконы, есть суть, сама дикая магия, и должны быть уничтожены…

Хруст прекратился, четыре пары глаз злобно сверлили монаха, тот стушевался. Но продолжил: