Янтарные паруса - страница 9

Не был бы он таким клиническим идиотом, сумел бы выбраться и сам: пододвинуть что-нибудь из мебели под окно, да вылезти наружу. Но запаниковал, заметался – таким его охрана и нашла, голым, до одури напуганным. И с целой пригоршней бижутерии, в которую тот вцепился мёртвой хваткой то ли по привычке, то ли ещё зачем-то: образ мышления Кощея мне не понять. Конечно же, он разорался «я не виноват, это всё Панда!», но когда ко мне пожаловал человек в форме, я честно признался: был, мол, с Алисой. И она подтвердила: да, всю ночь. Мы не наврали, просто я умолчал, где находился до того, как пришёл к своей девочке. Кощею достались два года тюрьмы. А мне Алиса. Алисе – платье. Всё было честно и справедливо. Так мне казалось.

Никогда не забуду, как равнодушный взгляд, с которым Алиса встретила меня, стремительно становился восторженным, почти влюблённым, когда она увидела мой подарок. Она смотрела с бесконечной благодарностью на меня, и с обожанием – на платье, и ей было совершенно всё равно, что его принёс я, а не Кощей.

Почему я не замечал, что тончайший глянец шёлка пылает ярко-багряным, когда платье бесполезно висело на манекене? Оно ожило, оказавшись надетым на тонкий стан моей принцессы. Ткань струилась, жила, летела по ветру, изгибаясь причудливыми волнами. Алиса смеялась, кружась среди антенн, пугая кошек, а в её влажных от счастья глазах отражался усыпанный созвездиями купол небосвода. С крыши её дома так легко дотянуться до звёзд – собирай целыми пригоршнями, нанизывай на нить и украшай ими шейку и запястья любимой. Я чувствовал, что ради неё способен на всё. Да, я доказал сегодня, что действительно способен! Но когда я, уже совершенно не робея, пылко и красочно говорил ей о своих чувствах, она любовалась драгоценным платьем. А потом ужасно боялась его помять или испачкать, когда мы занимались любовью. А я был слеп от страсти, до одури влюблён, до безумия счастлив, невероятно горд собой и своей победой. Это была далеко не последняя и отнюдь не самая важная моя победа, но определённо именно она сделала меня тем, кто я есть сейчас. Панда, пацан из плохого района, исчез в ту ночь, и я об этом никогда не жалел. С той ночи моя жизнь наполнилась смыслом: теперь я жил, чтобы радовать свою женщину.

Нельзя сказать, что наше с Алисой совместное сосуществование было когда-либо безоблачным. Она всегда была чем-то недовольна. Что я постоянно занят работой, а не развлекаю её. Что меня нет дома даже в праздники. Что я не контактирую с её родственниками. Что я устаю, бываю раздражённым, а порой и вовсе грубым, что мне не интересен её плоский мирок глянцевых журналов. Но при этом она с упоением швырялась моими деньгами. Эволюция из нищей девочки, донашивающей одежду за старшей сестрой, в великосветскую суку, происходит быстро. Мигрень. Депрессия. Скука. Упрёки. Истерики. У нас не было ничего общего с самого начала, но особо остро я почувствовал это лишь недавно. Когда вышвырнул зарвавшуюся стерву и остался один. Мой адвокат готовит бумаги для бракоразводного процесса. Я добьюсь того, что Алисе не достанется ни копейки. Когда люди долго сосуществуют рядом, они отлично знают, чем побольнее друг друга задеть – и я припас для своей бывшей жены целый букет восхитительных страданий: я отниму и сожгу всё, что когда-либо ей дарил. Сказать по правде, Алиса виновата передо мной только в том, что между светлым образом, который я сам придумал, и той обыкновенной тёлкой, коей она есть на самом деле, лежит непреодолимая пропасть. Но я не могу ей простить изнасилованной и распятой грёзы – того единственного, что всегда заставляло меня жить и бороться.

Бесполезные воспоминания… Кажется, это называют «вся жизнь пронеслась перед его глазами»? Нечто подобное я чувствовал, щурясь будто от яркого света на стволы автоматов незваных пришельцев. Итак, господа! Пока мою землю делят два мафиозных выродка, ещё с десяток выродков помельче держат меня на мушке. А я держу за шкирку Кощея, и кулак, занесённый для очередного удара, опускается сам собой. Прелестно, блядь. Финита. Придётся подписать всё что им нужно, моя жизнь стоит дороже чем полгектара земли в центре города. Геройствовать в такой ситуации стал бы только конченный псих…