Японские сказания о войнах и мятежах - страница 41
Из прославленных же воинов военачальника в этих боях отличились трусостью пятеро, и о них даже сложили стих:
Суэсиро — это Суэвари Сиро Корэхиро.
Кимико Хидэтакэ сказал военачальнику:
— Крепость хорошо обороняют, и наше войско уже изрядно исстрадалось. Даже если бросим на неё все силы — проку не будет. Лучше будет прекратить бои, осадить крепость и ждать, пока она сама падёт. Закончатся у них припасы — и они сами сдадутся!
Отвели войска, разделили по отрядам и поставили щиты со всех сторон. С двух сторон крепость обложили войска военачальника, ещё с одной — отряды Ёсимицу. Одну сторону заняли отряды Киёхиры и Сигэмунэ.
Так прошло много дней. В войске Такэхиры было двое воинов, искусных в бое на мечах и алебардах, — Камэцуги и Намицуги. Никто не мог с ними сравниться. Все называли их «рубаки». Такэхира послал к военачальнику гонца с письмом, в котором говорилось:
«Бои прекратились, и стало очень скучно. Есть у меня рубака Камэцуги — взгляните на него. Выпустите от себя, кого сочтёте подходящим, пусть сразятся, а мы развлечёмся!»
Военачальник стал искать, кого бы послать биться. Был у Цугитоо конюх-тонэри, храбрый сердцем и сильный телом, а звали его Онитакэ. Его-то и выбрали для боя.
Камэцуги спустился из крепости, и вот двое встретились на поле боя. Воины обоих войск смотрели на них, не сводя глаз. Двое воинов сблизились, схватились и бились половину стражи[135]. Не было заметно, чтобы кто-то из них ослаб. Но вот конец алебарды Камэцуги начал приподниматься, открывая его. Тут-то Онитакэ напал и концом своей алебарды срубил голову Камэцуги вместе со шлемом.
Воины военачальника вскричали от радости, и их победный клич достигал неба. Видевшие это воины крепости, чтоб голова Камэцуги не досталась врагам, выехали из крепости, выровняв строй удила к удилам. Воины военачальника, чтоб захватить голову, тоже выехали навстречу. Оба войска смешались, и началась сеча. Воинов у военачальника было больше, и они перебили всех, кто выехал из крепости.
Суэвари Сиро Корэхиро очень стыдился того, что о его трусости сложили стихи, и сказал:
— Сегодня решится, кто трус, а кто храбрец! — съел гору риса с сакэ и вышел на бой. Как и говорил, выехал вперёд — тут же стрела попала ему в шею, и он погиб. Из разрубленной стрелой шеи полез съеденный им рис, ничуть не изменившийся. Не было таких, кто не насмехался б над ним. А военачальник, услышав об этом, опечалился и сказал:
— Когда человек, не имеющий мужества, вдруг решит проявить храбрость и выедет на бой — непременно с ним такое случится! Съеденная еда у него в живот не идёт, а застревает в глотке. Он всё-таки трусил!
Муж кормилицы Иэхиры по имени Титоо взобрался на сторожевую вышку и громко прокричал военачальнику:
— Когда ваш отец, Ёриёси, не мог справиться с Садатоо и Мунэтоо, он преподнёс табличку с именем[136] покойному Киёхара-но Такэнори и тем склонил его на свою сторону. Лишь с его помощью удалось наконец-то усмирить войска Садатоо. В каком поколении собираетесь отблагодарить за добродетели и оказанные вам благодеяния? Вместо того вы, их потомственный вассал, нападаете на род того, кто одарил вас многими милостями! За грех предательства и непочтительности непременно постигнет вас кара Неба!
Воины загалдели, наперебой стараясь ответить наглецу, но военачальник утихомирил их и сказал им:
— Если найдётся такой, кто схватит живьём этого Титоо, — для него не пожалею жизни! По сравнению с добрым именем жизнь — дешевле пыли и праха!
В крепости закончились припасы, мужчины и женщины стенали и сокрушались. Такэхира попросил у Ёсимицу позволения сдаться ему. Ёсимицу говорил об этом с военачальником, и тот не позволил. Такэхира стал улещать Ёсимицу вежливыми словами: «Мой господин, не соизволите ли сами пожаловать в крепость? Если вы будете вместе с нами, когда мы сдадимся, это нам очень поможет!»