Ярче солнца - страница 39
Чтобы все прекратилось, хватает двух выстрелов. Некоторые успели друг друга поколотить и теперь покрыты кровью, но даже они ложатся на землю. Я и вовсе на земле с самого начала. А Джерри Ли все еще стоит.
Я почти жалею, что использую его как наживку, но мне известен протокол. А еще я знаю охранника с вышки. И выбрал его не случайно. Бывший снайпер морской пехоты промахнуться не может.
Когда он прицеливается в землю у ног Джерри Ли, я начинаю действовать. План рискованный, но все-таки выполнимый. За нескончаемые часы, которые у меня были на раздумья, я научился останавливать время. Ненадолго. Даже не знаю наверняка, останавливается ли оно, или я просто на короткий период оказываюсь в каком-то другом измерении, где время течет иначе.
Короче говоря, когда охранник нажимает на спусковой крючок, я даже не останавливаю, а замедляю время, пока не вижу, как сквозь воздух медленно летит пуля. Она попадет в землю в полуметре от ноги Джерри Ли.
Я бросаюсь к нему, мысленно ежась от того, что знаю: когда время вернется, ему будет, мягко говоря, неприятно.
- Дико извиняюсь, - бормочу я и сбиваю Джерри Ли с ног.
Потом занимаю идеальную позицию, делаю глубокий вдох и отпускаю время.
Оно с ревом возвращается, но я не замечаю – слишком занят тем, что ловлю черепом пулю. Даже для меня это чересчур. Когда пуля вспахивает около сантиметра серого вещества и проходит навылет, я с трудом превозмогаю естественный порыв схватиться за голову и свернуться в позе зародыша. А еще борюсь с диким желанием заматериться вслух и вслух же у себя спросить, о чем, черт меня дери, я думал.
Пуля дробит кость в черепе, и осколки рассыпаются по траве.
Сигнал тревоги все еще орет. Заключенных загоняют в камеры. По всей тюрьме блокируют выходы. Кто-то вызывает скорую.
Первым ко мне подбегает О’Коннел – охранник, которому я помог пару лет назад во время мини-бунта. Он и есть тот самый снайпер с вышки, в личном деле которого зарегистрирован самый дальний выстрел за всю историю морской пехоты. За ним – заместитель начальника тюрьмы Нил Госсет. В костюме и при галстуке. Я думаю, что он молодец – явился во двор без намека на защитные причиндалы. О’Коннел прижимает к моей голове полотенце. Остается только надеяться, что чистое.
Я не шевелюсь. Притворяюсь, будто без сознания, и жалею, что приходится притворяться: голова болит нечеловечески. Наверное, потому, что половина мозгов валяется на траве.
Когда приезжает скорая, я выхожу из тела и смотрю, как меня грузят на носилки и везут в больницу. А поскольку я, по идее, в коме, то в тело не возвращаюсь, пока не возьмут все анализы и не проведут необходимые тесты. Заскакиваю к Ким. Проверяю, как дела у Амадора, Бьянки и детей.
Но с Датч остаюсь надолго. Смотрю, как она работает, как общается с людьми – живыми и мертвыми. Она невероятная. А энергия у нее просто заразительная.
Я в Лас-Крусесе. Прочесываю каждый божий притон. А через пару дней меня вызывает Датч. Я тут же оказываюсь рядом, но на этот раз она спит и даже не знает, что сделала. Наверное, она вообще не догадывается, что сама меня зовет.
И вдруг что-то происходит. Что-то волнующее и совершенно новое. Датч втягивает меня в свой сон. Поначалу ощущения странные. Полнейшая дезориентация. Все равно что идти по желе сквозь туман. Но потом завеса отодвигается, и я вижу Датч.
Даже во сне она лежит в постели. Одеяло сбилось и запуталось вокруг щиколоток. На лице – прядь волос. Голова запрокинута. Спина дугой. В кулаках она так крепко сжимает простыню, что побелели суставы.
Я подхожу ближе. Смахиваю с ее лица волосы.
Датч вздрагивает, когда я к ней прикасаюсь, и между нами искрит ток. Сны бывают разными, но этот просто убийственный. На пышной груди натянулась футболка, ниже которой – голая кожа и крошечный треугольник темных волос. Датч снова выгибается, а я еще раз смотрю на футболку. На ней написано «Перед употреблением обертку снять».
Чувствую, как губы растягиваются в довольной улыбке. Именно это я и собираюсь сделать. Осторожно сажусь на кровать, зная только одно: спешка в мои планы не входит. Я хочу узнать каждый сантиметр ее тела, запомнить каждый изгиб. Но это мир Датч. И правит в нем она.