Ярче солнца - страница 5

Губы у нее пухлые и розовые, щеки теплые. Если бы она меня не боялась, я бы попытался украсть поцелуй. Но Датч в ужасе, и я понимаю, что это было бы неправильно. Так мог бы поступить Эрл. От одной только мысли передергивает.

В коридоре появляется женщина-проблема, она же мачеха, и хватает Датч за руку. Они куда-то опаздывают, и «маленькой леди» грозят неприятности. Почему на ней этот сарафан? Ей же говорили его не надевать. На улице холодно. Значит, пусть померзнет. Может, хоть чему-то научится.

От слов женщины внутри меня закипает гнев, и глаза у Датч распахиваются все шире и шире. Женщина тоже смотрит на меня, но видит только стену, к которой я прижимаюсь спиной. В моих мечтах меня видит только Датч, больше никто.

Теперь они женаты. Отец Датч и женщина-проблема. Поначалу Датч радуется. Не понимаю почему. Этой тетке она никогда не нравилась. А ведь Датч как я. Чувствует безразличие и презрение. Но не понимает, откуда у мачехи такая неприязнь. Датч не видит того, что вижу я. Некоторые люди сами по себе плохие.

Так и не поняв, на что смотрит Датч, женщина разворачивает ее к себе лицом.

- Ты должна это прекратить. Я не шучу.

Острые ногти впиваются в нежную кожу Датч, и мои легкие отказывают. Меня трясет. Я рычу. И страшно хочу убить эту тетку. Врезать ей по роже.

- Я не стану с этим мириться, Шарлотта. Там никого нет, и ты, черт побери, прекрасно это знаешь.

Но Датч по-прежнему смотрит на меня, и женщина сильно толкает ее по коридору к выходу.

Меня пожирает гнев. Он растет, раздувается, пока вокруг не начинают дрожать стены. Я сшибаю с журнального столика вазу, и женщина оглядывается. Смотрит прямо на меня. Хмурится, и ее брови превращаются в одну уродливую линию. Она стискивает зубы, резко отворачивается и выходит за дверь.

Когда я возвращаюсь, Эрл уже закончил. Я заползаю в шкаф и несколько дней прячусь. Ким прячется вместе со мной. У нее длинные рыжие волосы и бледная кожа с россыпью веснушек на носу. Она приносит воду и вытирает все, что может вытереть. Потом готовит мне суп, и мы разговариваем о том, что будем делать, когда вырастем.

Ким – самый робкий и мягкий человек из всех, кого я знаю. Когда она говорит, что хочет стать летчиком-истребителем, я смеюсь до боли в животе. Живот и так болит, поэтому смеюсь недолго. Хотел бы я, чтобы она была моей родной сестрой. Хотя тогда Эрл был бы моим отцом. К черту такие перспективы.

Телевизор мы оставили в прошлой квартире, потому что пришлось вылезать в окно посреди ночи. Он был черно-белый, и изображение съезжало вбок, но это ерунда. Хоть какой-то, но все-таки телик.

Домовладелец требовал денег, причем немедленно. А никто не указывает Эрлу Уокеру, что делать. Никому не позволено раздавать ему приказы. На несколько часов он сваливает, а потом мы все сбегаем через окно. Нутром чую, случилось что-то плохое, но Эрла не спрашиваю. Я вообще с ним не разговариваю, если в этом нет необходимости. И так с лихвой хватает ненужного внимания.

Однако сейчас Ким спит, а без телика остается только думать. Я думаю о Датч. О том, почему она меня спасает и не дает умереть. Думаю о ее свете. О том, какой он яркий и сколько придает мне сил. Думаю об Эрле. Уверен на все сто, что он хочет меня убить. Сам вечно грозится «закопать меня в землю». Диву даюсь, почему я до сих пор здесь. Живой. Зачем я вообще существую?

Иногда Эрл делает фотографии. Те, которые вылезают из фотоаппарата и медленно проявляются. И это худшее из всего, что есть в моей жизни. Он развешивает их в ряд в каждом доме, в каждой квартире. В том помещении, которое считается нашей гостиной. Наверное, поэтому Ким вечно ходит с опущенной головой и поникшими плечами. Там снимки и висят, пока кто-то не приходит к Эрлу в гости. Тогда он запихивает их в носок и прячет в своем ящике.

Раньше я постоянно думал, зачем ему эти фотографии. Теперь мне наплевать. Все равно их никто не увидит. Эрл в курсе, как они на меня действуют, и смеется. Когда нам приходится переезжать, он выбивает в стене дыру, засовывает туда снимки и заделывает дырку. Причем так все и оставляет. На стене остается большое белое пятно. Как напоминание о том, что у него есть чем меня шантажировать. Эрл тупой, поэтому не понимает, что фотографии могут причинить ему вреда больше, чем мне.