Яркие огни, большой город - страница 37

На твоем столе рассказ, который ты давно хотел прочитать. Пробегаешь глазами по строчкам. Это все равно что ехать по льду на машине с лысыми покрышками. Колеса скользят, машина буксует. Встаешь из-за стола и наливаешь себе чашечку кофе. Другие согнулись над своими рукописями. В тишине слышно лишь, как царапает карандаш по бумаге и гудит холодильник. Подходишь к окну и смотришь вниз на Сорок пятую улицу. Может, подстеречь Клару, когда она будет проходить внизу, и пристукнуть ее цветочным горшком? Впрочем, люди, если смотреть сверху, все на одно лицо. Хотя нет. Вот на тротуаре сидит человек и играет на гитаре. Открываешь окно и высовываешься, но шум автомобилей заглушает музыку. Кто-то легонько касается твоего бедра. Уэйд показывает на дверь, в которой стоит Клара.

— Немедленно зайдите ко мне,— говорит она.

— На твоем месте я бы сиганул вниз,— шепчет Уэйд.

Кабинет Клары совсем близко. Слишком близко. И вот ты уже там. Она захлопывает дверь, садится за стол и кидает на тебя высокомерный взгляд. Она не предлагает тебе сесть, но ты садишься без приглашения. Дело оборачивается даже хуже, чем ты ожидал. И все же чувствуешь какую-то отрешенность, словно все уже позади, а сейчас ты лишь на миг вернулся в прошлое. Жаль, ты не понял, что к чему, когда женщина, которую ты встретил в «Разбитом сердце», пыталась объяснить тебе про медитацию в духе дзэн. Представь себе, что это мираж. Клара не может причинить тебе никакого вреда. Ничто не устрашит самурая, идущего в бой и исполненного решимости умереть. Ты уже смирился с неизбежностью. Так чего ради ты должен выслушивать все это?

— Я хотела бы знать, что произошло.

Глупый вопрос. На это можно ответить все что угодно. Делаешь глубокий вдох.

— Я напился.— Ты мог бы добавить, что напился также и автор статьи, и что ты сделал статью неизмеримо лучше, и что изменение графика сдачи было неразумно. Но ты ничего не говоришь.

— Вы напились?

Ты киваешь. Это правда. Однако в данном случае искренность не пойдет тебе на пользу. Ты делаешь усилие и встречаешь ее горящий взгляд.

— Могу ли я попросить объясниться? Правда, мне интересно.

Теперь она пытается раздавить тебя своим сарказмом.

— Так как же именно вы напились?

Известно, что способов напиться полно, перечислять их все бесполезно.

— Ну?

Ты уже далеко. Ты за окном. летаешь там вместе с голубями. Чтобы заглушить страх, рассматриваешь ее нелепую прическу — косички, торчащие на голове, словно спинакеры на буксире. Подозреваешь, что-в глубине души она наслаждается всей этой историей. Она давно ждала такого случая.

— Вы понимаете, насколько это серьезно? — нажимает она.— Вы поставили под угрозу репутацию журнала. Наш журнал известен своей скрупулезной точностью. Наши читатели верят, что мы печатаем правду.

Тебе хочется сказать: «Бросьте! Факты — это еще не вся правда!» — но она уже закусила удила.

— Каждый раз, когда журнал отправляется в печать, на карту ставится его репутация. А как только нынешний номер появится в газетных киосках, выяснится, что вы ее подорвали, и подорвали непоправимо. Наш журнал выходит пятьдесят лет, и за это время нам только однажды — только однажды! — пришлось давать печатное опровержение.

Да, ты об этом знаешь.

— Понимаете ли вы, что из-за вашей безответственности пострадаем мы все?

Кабинет Клары и так невелик, а сейчас тебе кажется, что он сжимается с каждой минутой. Ты поднимаешь руку:

— Так какие же ошибки вы у меня нашли?

У нее уже готов список: в двух местах неверно расставлены акценты, избирательный округ в центральной Франции назван северным. Один из министров приписан к чужому министерству.

— И это наверняка еще не все. Представляю, что вы там дальше напортачили. Гранки — настоящий кошмар. Разобрать, что вы проверили, а что — нет, невозможно. Дело в том, что вы не придерживались правил работы — тех правил, которые давно уже должны были стать вашей второй натурой. А между тем эти правила написаны в вашей должностной инструкции. Они плод многолетнего коллективного опыта, и если бы вы взяли на себя труд следовать им, то никогда бы — насколько это вообще возможно — не пропускали фактических ошибок.