Яркие огни, большой город - страница 9
Надо отдать Кларе должное: в последнее время ты не очень тщательно исполнял свои обязанности. Наверное, все дело в характере. Ты вроде бы стараешься, стараешься, но совсем не считаешь этот труд интеллектуальным или хотя бы просто достойным человека. Разве не должны компьютеры освободить нас от этой нудоты?
По сути дела, ты не хочешь работать в отделе проверки. Ты бы предпочел трудиться в Прозе. Ты не раз осторожно намекал на желание перейти туда, но в литературном отделе в последние годы не появлялось вакансий. Работники твоего отдела презирают беллетристику; весь этот словесный маскарад, в основе которого не лежат факты, представляется им мясом, лишенным костей. Существует мнение, что если литература и не умерла, то она по крайней мере далека от действительности. Но ты скорее без всяких колебаний выберешь новый рассказ Беллоу, чем статью о съезде республиканской партии в шести частях. Вся проза, публикуемая в журнале, идет через ваш отдел, и поскольку никто не жаждет ею заниматься, ты принимаешься за проверку: если в рассказе с местом действия в Сан-Франциско фигурирует экстрасенс Фил Доукс, необходимо убедиться, что в телефонном справочнике этого города нет никакого Фила Доукса, который мог бы объявиться и подать на журнал в суд. При работе с литературным произведением дело обстоит совсем не так, как с проверкой документального материала, а как раз наоборот. Нужно удостовериться, что в рассказе ни в коем случае не фигурируют реальные люди и события. И хотя читаешь ты, что называется, «по диагонали», это все же дает тебе возможность познакомиться кое с чем, достойным внимания. Поначалу Липучка, казалось, была довольна, что ты берешься за дело, которым никто не хочет заниматься, но теперь она пеняет тебе за то, что ты тратишь слишком много времени на беллетристику. Ты отступник в царстве фактов! Между тем работники отдела прозы вовсе не в восторге от сообщения, что в сцене рыбной ловли на мушку допущена явная «клюква», ибо там упомянуты бабочки-желтушки, которые якобы плодятся на какой-то речке в Орегоне, а на самом деле бабочек-желтушек там никогда и не было. И тебе поневоле приходится выступать в роли эдакого посланца из страны педантизма. «Так что же, черт возьми, плодится в этом проклятом Орегоне?» — спрашивает редактор. «Лососиные мухи, например»,— отвечаешь ты. При этом хочется извиниться: такова моя работа — мне она тоже не нравится.
К твоему столу подходит Меган Эвери. Она берет в руки вставленную в рамку вышивку гарусом, над которой Уэйд корпел к твоему дню рождения, на ней слова:
Когда Уэйд подарил тебе эту штуку, ты не знал, то ли поблагодарить его за потраченное время и проявленную заботу, то ли обидеться, усмотрев тут намек на твою профессиональную некомпетентность. Меган спрашивает:
— Как дела?
Ты отвечаешь, что все в порядке.
— Правда? — Меган хочет, чтобы в жизни все было по-честному. У таких, как она, надо брать уроки здравого смысла. Почему ты никогда не пытался поговорить с ней откровенно. Она старше тебя и разумнее. Ты даже не знаешь толком, сколько ей лет: у нее, кажется, вообще нет возраста. Это броская или скорее привлекательная женщина, но по натуре она настолько серьезна и практична, что трудно увидеть в ней существо противоположного пола. Она хотя и была однажды замужем, но чем-то напоминает эмансипированных, уверенных в себе женщин из Уэст Виллидж, способных без сильного пола и за себя постоять, и помочь друзьям в их многочисленных несчастьях. Ты уважаешь ее. На свете не так уж много разумных людей. Может, стоило бы когда-нибудь пригласить ее пообедать.
— Да, действительно, все в порядке,— говоришь ты.
— Помочь тебе с этими французами? Сейчас я не очень занята.
— Спасибо. Наверное, я и сам справлюсь.
В двери появляется Липучка. Она кивает тебе.
— Мы решили, что французская статья пойдет в ближайшем номере. Это значит, что она должна быть на моем столе сегодня до вашего ухода. Завтра после обеда мы сдадим ее в печать,— она помолчала.— Управитесь?