Ярослава и Грач - страница 3
— Яра, в комнату! Живо! — рявкнул Финист.
— Но!.. — воскликнула было девушка, но Настя из-за плеча мужа поспешно замотала головой, и Яра, кинув взгляд на Григория, прошмыгнула мимо отца и унеслась вперед по коридору. Хлопнула дверью.
— Теперь ты, — произнес Финист так, будто готовился зачитать смертный приговор. — Как ты посмел?
Григорий молчал, хотя, надо отдать должное, взгляд не отвел.
— Финист… — попыталась было Настя, но он щелкнул пальцами, и она не стала продолжать.
— Я доверил тебе свою дочь, а ты… Через четыре дня я возвращаюсь на работу. Тогда и поговорим. А теперь вон из моего дома.
Григорий молча кивнул, прошел мимо него, обулся, схватил пуховик и вышел за дверь. Финист повернулся, намереваясь идти к Яре, но Настя перегородила ему дорогу.
— Не нужно сейчас к ней ходить, — попросила она.
Финист нахмурился, Настя видела, что он все еще в бешенстве.
— Я… — начал было он, но осекся, встретившись взглядом с женой. Она смотрела устало и грустно. — Ты вообще понимаешь…
— Больше, чем ты думаешь, — ответила Настя. — А теперь дай мне пройти на кухню. В отличие от вас я не поела. И не порти мне ужин, пойди полетай, выплесни злость.
Сокол рыкнул и метнулся по коридору. Снова хлопнула дверь, только на этот раз в их спальню.
Настя прошла на кухню, убрала со стола лишние тарелки, взяла чистую вилку и села на место дочери, пододвинув к себе ее порцию. Пельмени вышли вкусные. Она ела, прислушиваясь к тишине в квартире, и думала о том, как все циклично в этой жизни: и чувства, и грабли.
2.
Настя помялась перед дверью, собираясь с духом, и постучалась.
— Я не хочу разговаривать, — отозвалась Яра.
— Это я, — осторожно позвала Настя.
— Мама? Входи, — разрешили из-за двери.
В комнате было темно. Дочь нашлась за столом, выхваченным из общего мрака кругом света от настольной лампы. Она раскачивалась на задних ножках стула, уперевшись одной ногой в столешницу, и рисовала что-то отрывистыми движениями карандашом в скетчбуке. Настя подошла ближе, и Яра закрыла блокнот.
— Я тебе поесть принесла, — вздохнула Настя.
Она поставила тарелку с пельменями на стол, но Яра даже головы не подняла.
Настя села на кровать, провела рукой по пледу, который сама же когда-то и связала, оглядела комнату. Та все еще хранила в себе следы ее маленькой девочки: любимая мягкая игрушка Яры в виде плюшевого сокола, кукла, подаренная ей Финистом на шесть лет, прикрепленная к ручке шкафа связка фенечек, которые та без устали плела, когда ей было десять. Полка с книгами: тут все еще стояли несколько из тех, что Настя читала дочери, когда та была крошкой. Они кутались в плед и хихикали, Финист заходил в дверь и притворно сердился: «Девочки, вы вообще спать собираетесь?» Эта маленькая девочка выросла, исчезла, осталась только в ее памяти, и теперь эта комната несла в себе доказательства того, что она больше ей не принадлежала. Стереосистема, боксерская груша, плакаты с неизвестными Насте личностями…
Понимал ли Финист, о чем просит, когда просил у нее дочь?
Вряд ли.
— Твой отец очень любит тебя, — снова вздохнула Настя. — И порой эта любовь заслоняет ему рассудок. Знаешь, я ведь увидела и услышала вас одновременно с ним, и из коридора вся эта сцена выглядела не очень. И твои слова, конечно, ситуацию не улучшили.
— Я себя ненавижу за это, — пылко прошептала Яра. — Зачем я это сказала?! Мне вдруг так захотелось, чтобы папа накричал на него, чтобы он защитил меня… А теперь я так жалею…
Она заплакала, Настя протянула к ней руки, и Яра с готовностью бросилась к ней, спряталась у нее в объятиях. Она была такой маленькой, такой хрупкой, и Насте отчаянно хотелось спрятать ее, защитить от этого мира. И ее остро ранило понимание того, что она никогда не сможет этого сделать. Яра выросла, и Настя больше не могла водить ее за ручку и ревностно следить за тем, чтобы никто на детской площадке не стукнул ее по лбу пластмассовой лопаточкой. Но разве не в этом была суть взросления: стать свободной, научиться жить самостоятельно. Настя погладила ее по голове.
— Поплачь, поплачь. Станет легче. Все наладится, вот увидишь. Все всегда налаживается.