Ярослава. Знахарка - страница 2
Он вкладывает в руку Мары небольшую связку с иглой тонкой, измазанной бурой уже краской. Говорит:
- Если не вернусь, ты знаешь, что делать. Кровь с кровью связать, богам старым на души указывая. Обещать…
- Не отдам тебя! - Вскрикивает девка, позволяя упавшей слезе остаться на губах родных. - Во мне дитя. Кто ж вырастит малечу?
- Я выращу, - успокаивает ее нареченный, нежно проводя ладонью по волосам. - Как все скончится…
Он верит словам своим, оттого и глядит прямо, не скрываясь. И вера эта передается Маре. Успокаивает. И тогда оба они снова забывают о тревогах, что таятся по-за дверью дубовой.
А с рассветом Мара уходит.
Глава 1.
В Небесном Чертоге догорала тонкая лучина.
Чадила, сыпала злую искру и затихала. Шипела час от часу.
Тяжелые отблески падали на сводчатые стены, а те сбегали под самый кров.
И тени плясали. Под вой ветра и крики ледяной стужи, под треск последней искры.
В узком круге блеклого огня сновали руки - торопились. Шершавая нить оплетала узлы суставов, обращаясь новой строчкой полотна. Пальцы подхватывали деревянную дощечку, вплетали ту в узор, и снова цеплялись за нить…
Ровница знаком - петлей наговор…
И полотно в руках Пряхи выходило дивным: разноколерным, цветастым. С дощечками-рунами, бренчащими друг о друга. С узлами колючими, норовившими выскользнуть из-под натруженных пальцев. С диковинным орнаментом. Знать, на счастье ручник пойдет…
Червонная лента плела узор. Он жег пальцы колючим огнем и сдерживал лучину, готовую вот-вот погаснуть.
Последняя холстина в самый короткий день уходящей зимы. И света бы хватило…
Пряха скоро глянула на витую корзину, что стояла в углу неподалеку, и заторопилась. В той плетенке, подрагивая меж тонких зеленых листьев, инеем исходил квелый огонек…
Душа людская родится…
И часу хватает, да только работы - непочатый край.
Медлить с ровницей нельзя. Как и с наговором.
Слово за слово, узел за узел.
И сила льется из-под крючковатых пальцев, сверкая в сумраке горницы тысячей звезд. Слово звучит…
И огонек души разгорается все ярче. Сияет, искрится. Того и гляди, листья вспыхнут. А за ними и стебель не удержит душу горячую.
Дитя крепкое.
И, знать, роженица в полную силу вошла. Воет не своим голосом. На лавке мечется, в муках маясь. Богам молитву кричит. И потуги крутят утробу так, что знахарка едва поспевает холстины менять, да руками головку малечи удерживать - не время пока.
А молодица уж тихо стонет, родильную мощь растеряв. Вон, только хрипы ее до Чертогов долетают.
И пальцы Пряхи несутся по полотну что ошалелые: девку жалко - не протянет долго она. И поспеть бы поскорее душу в ручничок судьбоносный завернуть. А там и дитя матке явится.
Только прясть полотно тяжко. Краски, руны - все соткать, вывязать наговором. Окрестить словом, жизнь вдохнуть. Прогнать от ниток злой ветер, чтоб не спутал чего, да изморозь смахнуть.
Судьбу выткать.
А потом и ее, судьбу эту, сплести с другими. Да не просто свести людей друг с другом…
Негоже одному дать и алтынов, и счастья, и любви.
Негоже…
Только ниток красных да зеленых на всех не хватит. Вот уж и лазурь кончается. Смоляных одних - целый клубок, да руны остались…
Пряха зачерпнула тонкими пальцами целую горсть. Какую в полотно впряжет - такой и судьбе бывать.
Дощечка, осененная рунным знаком, осела на цветастой холстине, и воздух горницы - студеный, колючий, - задрожал.
Небо полыхнуло зарницей.
Знать, Огнедержец гневается. Сыплет молниями, колет ледяной стужей. Наказ шлет слышащим. А тех все меньше и меньше. Проклинают нынче таких люди - ведьмаками да нежитью зовут, позабыв о том, как сами боги их кликали…
Ворожеями да ворожебниками.
Теми, в ком дар теплится. Чутье диковинное - слышать небожителей, разуметь слово святое.
Целить.
Волхвовать.
Снова громыхнуло - и земля под ногами запылала, алея новой зарницей.
Пряха вздрогнула, опрокинув лукошко с нитками.
И душа новородка заметалась, боязливо переливаясь серебристой нитью…
А руны кинулись врассыпную. Стали гарцевать на бревенчатом полу, что живые, греть покатые деревянные бока о рдеющие всполохи и весело подмигивать хозяйке. Та же ловила их, ругая, на чем свет стоит.