Ястреб из Маё - страница 80
Рембо. (Письмо от 6 января 1886 г.)
1
Неплотно прикрытый ставень распахнулся от ветра; в комнату проник голубой, молочно мерцающий свет.
Она зябко съежилась под одеялами и инстинктивно потянулась к мужскому теплу, но рука ее встретила под простыней лишь холодную вмятину — куда, однако, мог он запропаститься в такую рань? Она приподнялась на своем ложе, напряженно прислушиваясь к окутавшей дом зыбкой ночной тишине, но не различила ничего, кроме биения собственного сердца, глухо отдававшегося в груди.
С первыми проблесками весны Абель уподоблялся оцепеневшим от долгой зимней спячки и проведшим под землей снежно-белые дни и морозные ночи животным, которые, едва начинает пробуждаться природа, уже не в состоянии ни удержаться на месте, ни длить свой берложий сон хотя бы еще мгновение, тогда как снаружи весь мир — деревья, молодая листва, раскованные воды и очистившиеся небеса объединяются для великого весеннего поворота…
Внезапно комната погрузилась во мрак — светился лишь прямоугольник окна; облако закрыло луну, и ночь потемнела. Хорошо бы пошел дождь… Она встала, надела шлепанцы, халат и направилась к окну.
Ночь была лунная, ветреная, неспокойная, по глянцево-черному небу во весь опор неслось с севера к югу одинокое облачко, похожее на отбившуюся от стада скотинку, слепо стремящуюся навстречу своей судьбе. Ветер дул с севера — значит, дождя ждать не приходится: вот уже два месяца ни единой капли; в глубине гулких цистерн насосы всасывали лишь пустоту. В газетах писали о невиданно засушливой весне. Ну, не смех ли.
Сердце у нее подскочило; что-то зашевелилось там, наверху, над самой ее головой. Она не любила оставаться одна, в особенности ночью, в этом большом доме, наполненном странными шумами и потрескиваниями, одна с этой сумасшедшей старухой, которую от бессонницы преследовали кошмары.
Она вышла из спальни и ощупью стала пробираться по коридору, пока на нее не пахнуло с лестницы холодом. Внизу — тишина, наверху — тоже. «Верно, старуха ворочалась на соломе», — подумала она. Стараясь не шуметь, она вскарабкалась по приставной лестнице, которая вела на мансарду, и с ужасом обнаружила, что дверь туда забыли запереть. Она быстро приоткрыла ее, всматриваясь во мглу, едва освещенную слуховым окошком без ставни. Ей показалось, что на подстилке виднеется темная голова, торчащая из-под одеяла: она облегченно вздохнула — значит, свекровь на месте. Но когда глаза ее освоились с темнотой, силуэт показался ей подозрительным, как и то, что не слышно было шуршания соломенной подстилки; она приблизилась, вытянув вперед (для защиты) руки, ожидая, что притаившаяся в углу врагиня, точно огромный паук, того и гляди, бросится на нее сзади: никого! Убогое ложе пусто, чердак тоже. Она со всех ног кинулась вниз.
На кухне тоже никого. Однако куда же они подевались, эти двое? Чтобы рассеять страх, она зажгла керосиновую лампу. Дверной засов был не закрыт, ружье не висело на своем месте под балкой, куртки тоже не оказалось на вешалке: Абель, видно, соблазнился необыкновенно ясной, лунной ночью и решил попытать счастья на охоте. А его мать, обуреваемая ночными бесами, видно, снова принялась куролесить — кажется, сама бы себя прибила за то, что оставила чердачную дверь незапертой! Беда, если эта чертовка нашла спички, у нее к ним пристрастие. Солома — ночью да при таком-то ветре… Нет, спички на месте, в железной коробке, глубоко запрятанной в шкафу. Где теперь бродит эта сумасшедшая?
Она вышла из дому — и без лампы светло так, что хоть газету читай. Ночной сухой холод неистово пронзителен; серебряная апрельская ночь усыпана блестками трепещущих звезд. Она прикрыла горло отворотами халата и позвала:
— Мамаша, где вы? Мамаша!
Ветер относил ее голос; в сарае ответно заскулила собака, она выпустила ее: «Ищи, ищи!..»
Пес довольно быстро нашел за гумном старуху, присевшую у стены в позе индийской мумии, она совсем закоченела, и глаза, остекленев, смотрели прямо перед собой, как у мертвой.
«Что это она там делает? Что за напасть такая! Вставай по ее милости из постели среди ночи! А в родном-то доме как мне было спокойно…»