Язык ада - страница 22

– Ты Рину не видел?

– Нет.

– Что-то с ней происходит. Она ни с кем не разговаривает, всех избегает. Сегодня она должна выступать, но Кун сказал, что она пока этого не подтвердила. А что там за люди?

Мы приблизились к пляжу. Двое пожарных засыпали известью мертвого тюленя. Мы подошли поближе. Один – совсем молодой, – явно гордился своим новеньким мундиром; второй – лет на двадцать постарше – выглядел гораздо естественнее в своем стареньком красном комбинезоне. Увидев нас, они засмущались, как если бы мы их застали за чем-нибудь неприличным.

– Зачем вы его засыпаете? – спросила Анна. Молодой с неудовольствием посмотрел на нас.

– Чтобы не вонял. Потом мы вывезем его из деревни и закопаем.

– Сначала надо обработать известью, иначе весь грузовичок провоняет, – сказал старший.

– А тюлени часто появляются на пляже?

– Эпидемии случаются раз в пять-шесть лет, – сказал старший. – Самая страшная была двадцать два года назад. Она продолжалась три недели и закончилась смертью кита. Громадный кит, это не какой-нибудь там тюлень. Люди приезжали издалека, чтобы сделать фотографии. Его челюсть вставлена в муниципальном музее.

Тюлень, приобретший теперь белый цвет, напоминал межу на песке, границу невидимой зоны.

– Еще два осталось, – сказал молодой.

Пожарные бросили мешок с известью в кузов полуразвалившегося грузовичка и уехали к югу.

– А кто это там идет? – спросил я. Мужчина в зеленой куртке приближался к нам быстрым шагом.

– Я не взяла очки. Я ничего не вижу дальше десяти метров, – сказала Анна.

Но, как выяснилось, он спешил не к нам. Он прошел в стороне, не заговорив с нами и даже на нас не взглянув.

– Кто-нибудь из участников конгресса?

– Зуньига, – сказала Анна. – Он переводит французские романы для испанских издательств.

– А куда он так торопится, интересно? От кого-нибудь убегает?

Не сговариваясь, мы решили последовать за ним. Вскоре мы поняли, что он ни от кого не убегал; он гнался за человеком, который в пятидесяти метрах от нас сейчас приближался к маяку.

Мы ускорили шаги, хотя ветер дул нам в лицо. Изредка мы погружались по щиколотки в слой водорослей. Мне в туфли просочилась вода, вызвав озноб во всем теле. У подножия маяка Зуньига догнал Наума.

Он окликнул его, чтобы тот оглянулся. Они были так заняты друг другом, что не видели нас. Они были одни в целом мире.

Зуньига произнес несколько слов на языке, которого я никогда не слышал, но который имел отдаленное фонетическое сходство с древнегреческим. Наум сделал несколько шагов вперед, с таким видом, будто тот, другой, его оскорбил, и надо было его ударить. Он прикрыл ему рот своей рукой.

– Вы хотите продолжать после всего, что произошло?

Ветер доносил до нас их голоса вместе со зловонием водорослей.

– Я ждал ответа! – крикнул Зуньига с отчаянием в голосе. Его тон сменился на просительный: – Я ждал, что вы мне подскажете, как избавиться…

– Замолчите!

– Я не могу перестать думать. Вы мне обещали совсем другое.

– Я ничего не обещал, – сказал Наум, с силой оттолкнув собеседника, как если бы этот человек вызывал у него не только злость и досаду, но и отвращение.

Зуньига сделал шаг назад. Он едва не упал на неровную каменную землю.

– Не подходите ко мне. Не разговаривайте со мной. И чтобы вас даже со мной не видели.

Гигантскими шагами Наум удалился к отелю. У Зуньига был такой подавленный вид, что я просто был вынужден подойти и спросить, хорошо ли он себя чувствует. Вначале он меня не услышал. Потом с изумлением посмотрел на меня и ответил, что да, он чувствует себя прекрасно.

– Я не хочу больше гулять, – сказала Анна. – Вернемся в отель.

Мы шли в молчании. В старые времена мы ходили в кино два-три раза в неделю. Когда мы выходили из кинотеатра, мы не обменивались ни единым словом, и только спустя пару часов, когда картина уже начинала стираться из памяти, мы ее обсуждали. Мы о ней говорили. Говорить надо лишь после долгого молчания. Тогда разговоры имеют смысл.

Зуньига стоял на том же месте, где его оставил Наум, лицом к ветру – он разговаривал сам с собой, о чем-то просил, и ветер ему отвечал.