Язык мой - враг мой [СИ] - страница 4

Я ушел на кухню, поставил чайник и стал дожидаться жену. Она вышла с видом побитой собаки. Я не дал ей и слова сказать, начав свою речь:

— Я прощу тебе подлость и измену, потому что мне на тебя плевать, я прощу тебе обман с сыном, так как уже увидел, чей это ребенок, но простить почти пять лет, которые на тебя угробил — это выше моих сил. Завтра я подам на развод. Думаю, ты подпишешь нужные документы. В противном случае, я поведаю и твоим, и своим родителям о твоих махинациях.

Лика ничего не сказала, только с трудом кивнула головой. Может она и хотела что-то произнести, но я не дал ей такой возможности. Выключив чайник, так как резко расхотелось пить чай, я отправился в зал, закрылся там и упал на диван, скинув только пиджак. Так и уснул.

А утром меня разбудил звонок. Спросонья не понял сначала, кто звонит, только мычал в ответ на приглашение в кафе нечто невразумительное. Краем сознания зафиксировал информацию: куда и во сколько мне надлежит прибыть, а потом снова отключился, у меня в запасе еще три часа.

Проснувшись через час, переоделся, принял душ. В квартире никого не было. Впрочем, вещей Лики тоже не наблюдалось. Вот и замечательно. Неужели я смогу насладиться свободой? Черный кофе без сахара поднял настроение до отметки «отлично». Надев другой костюм, отправился на встречу в кафе. Кто звонил и по какому делу, я так и не сообразил.

В кафе прибыл аккурат к назначенному времени. Вошел внутрь и осмотрелся. Внутри забурлило возмущение. За столиком возле дальней стены сидел Станислав Игоревич. Что ж ему все неймется? Первое желание было развернуться и уйти. Но я посчитал это бестактностью, как-никак наша кампания сейчас тесно сотрудничает с его фирмой. И проявить неуважение — чревато.

Уверенной походкой двинулся к мужчине. Присел за стол и выжидающе застыл. Он не спешил начинать разговор. Смотрел прямо в глаза, словно чего-то ждал. Не дождался.

— Тебе не интересно, для чего я тебя пригласил? — усмехнулся он, я только отрицательно мотнул головой, не удосужившись ответить. — А я все-таки скажу.

Мне показалось, что ничего хорошего я не услышу. И оказался прав. Он достал конверт и положил его на стол, помедлил немного, а потом щелчком отправил его по поверхности стола ближе ко мне.

— Посмотри, что в нем, — приказал Станислав Игоревич. Я открыл конверт и… фотографии выпали из моих рук. На них была изображена Лика в разных позах с разными мужиками. Но что самое поганое, в стороне сидел мой сын и наблюдал за действиями матери. Мне стало гадко и противно. Будь сейчас жена рядом, без зазрения совести свернул бы ей шею.

— Ознакомился? А теперь к сути. Чтобы это не появилось на порносайте, я предлагаю тебе два месяца совместного проживания в моем доме, — без церемоний внес свое предложение мужчина. Я задохнулся. Мне было ровным счетом плевать на жену, пусть бы ее фото хоть на каждом порносайте выложили, но попавший в кадр ребенок…

— Зачем тебе это надо? — выдохнул я, стараясь выровнять дыхание. — Я не гей и никогда им не стану, — на всякий случай предупредил собеседника.

— Никогда не говори «никогда», — философски изрек народную мудрость мужчина. — Ты даже не пробовал, а так категорично отрицаешь.

— Послушайте, шантажом вы ничего не добъетесь, — зло процедил я. — Насильно мил не будешь, знаете такое?

— Все зависит от того, насколько велико желание, — кривая усмешка исказила губы Станислава Игоревича. — Мое — очень сильно, потому я приложу максимум усилий для достижения своих целей.

— Удачи вам в этом, — я порывисто встал из-за стола, собираясь покинуть кафе, но меня схватили за руку.

— Сядь! — властно произнес мужчина. — Мы не договорили. Итак, сейчас мы едем к тебе, ты собираешь необходимые вещи и переезжаешь на два месяца ко мне. Если за это время мне не удастся вызвать в тебе ответных чувств, я отпущу тебя и исчезну с горизонта.

Мне ничего не оставалось как согласиться. Только на миг злорадство подняло голову, предвкушающе заворочавшись внутри. Переехать-то я перееду, только устрою ему такую жизнь, что он сам попросит меня освободить жилплощадь. Я приложу максимум усилий, чтобы довести самоуверенного хама до белого каления.