Язык птиц - страница 7
295 У людей тоже принято в пении сладком
Языком своим следовать птичьим повадкам.
Если ж речь повести, как ведет попугай,
Это будет во благо, но, как ни гадай, —
Ведь душа попугая лишь сладостям рада,
И судить если здраво, то эта услада —
Только в милостях благ из господнего дара,
Сохраненных бесценной казною Аттара
10 СБОРИЩЕ ПТИЦ И ССОРЫ ИХ О ГЛАВЕНСТВЕ И ПОДЧИНЕНИИ
Как-то птицы лесов и садов послетелись,
Из пустынь и с морей и прудов послетелись.
300 Вместе все собрались на просторной лужайке,
Пестрым сборищем сели, разбившись на стайки,
Чтобы в играх на разные петь голоса,
Порезвиться на воле и взмыть в небеса.
Но порядка и чина не ведали птицы,
Как рассесться им чинно — не ведали птицы.
Попугаев теснили сорочьи оравы,
Соловьям угрожали вороньи забавы.
Птичий сброд, стаю соколов вбок отодвинув,
Всех отталкивал дальше, тесня и павлинов.
305 Оказался достойный обижен несносным,
И простые расселись в ущерб венценосным.
Благородные сами предались раздорам,—
Где уж слушать их сброду, привычному к ссорам!
Небывалая тут суматоха пошла,
И сумятица переполоха пошла!
За раздором раздор, землю криками кроя,
Сеял смуту вражды среди птичьего роя.
И когда разыгрались и злоба и страсти,
Стало ясно, что надо подумать о власти.
310 Нужен птицам правитель, разумный в делах,
Справедливый и добрый властительный шах,
Чтобы не был достойный зловредным обижен,
Добродетельный не был бы подлым унижен.
В каждой стае сошлись на решенье согласном,
Чтобы шах был разумным, и мудрым, и властным.
Нет таких! В птичьем сборище — боль и печаль,
В каждой стае о собственной доле печаль.
Птичье пенье исполнилось скорби и страха,—
Все отчаялись выбрать достойного шаха.
315 Горе в птичьи сердца свои крылья простерло,
Словно каждой из птиц перерезали горло.
11 О ТОМ, КАК УДОД ПОВЕДАЛ О СИМУРГЕ, КОГДА ПТИЦЫ, НЕ НАЙДЯ СЕБЕ ШАХА, БЫЛИ ОБЪЯТЫ СМЯТЕНИЕМ[61]
Был Удод удостоен премудрости светом
И увенчан венцом, как корона надетым,
Был отмечен почетом, высоким и славным,
И венцом, словно нимбом высокодержавным.
Горних тайн удостоенный, как Джебраил,
Он в высотах господня престола парил.[62]
Он явился средь сборища, как одержимый, —
Мотылек, в жаре правды и света палимый.
320 «К-эй, невежды, — сказал он, — безумное стадо!
Ваше сердце суетам невежества радо.
Шах ведь есть, но не мог его разум ничей
Описать даже сотнею тысяч речей.
Он — властитель пернатых всего мирозданья,
Все он знает про вас — вашу жизнь и деянья.
Он всегда рядом с вами, незрим и неведом,
Вы не с ним — он при вас вездесущим соседом.
В его перьях — ста тысяч цветов перелив,
Сто узоров, и каждый чудесно красив.
325 Разум сникнет пред тем изобильем узорным,
Но неведенье это не будет позорным.
Пред его совершенством бессилен и разум:
Ведь рассудок не может постичь его разом.
А владенья его Каф-горою зовут,
А его птицей Анко порою зовут.
А Симург — его имя, известное всюду,
На земле и под ширью небесною — всюду!
Быть вдали от него — так судьба вам сулила,
Он же тут, возле вас, будто шейная жила.[63]
330 Что за жизнь, если нет его рядом с собой?
Лучше смерть, чем мириться с такою судьбой:
12 О ТОМ, КАК ПТИЦЫ ВОЗРАДОВАЛИСЬ, КОГДА УДОД РАССКАЗАЛ ИМ О СИМУРГЕ, И КАК ОНИ ВЫСКАЗАЛИ СВОЕ ОДОБРЕНИЕ
Взбаламутились в то же мгновение птицы,
Вкруг Удода столпились в смятении птицы:
«К-эй, уста! твои сладки, и речь твоя складна,
И душе стало легче, и сердцу отрадно.
Гостем принял тебя Сулейман в свой чертог,
Дар пророка тебе ниспослал сам пророк.[64]
Он тебя отличил и к служенью призвал он,
Быть в пути с ним под высшею сенью призвал он.
335 Дал тебе он напутствие к горним высотам —
Ты достиг поднебесья высоким полетом.
Сулейману во всем ты сподвижником был,
Как избраннику божьему сам Джебраил.
И, допущен к беседам и высшим послугам,
Ты ему был в торжественных бдениях другом.
А когда о Билькис он испрашивал вести,
Быть гонцом он тебя удостаивал чести.[65]
Ты любви ее благовестителем был,
А в печалях ему утешителем был.
340 Вот с каким провозвестником дружбу водил ты,
Вот кому утешеньями службу служил ты!
Где бы ни был он — в граде, в безводной степи ли, —
Твои крылья ему сенью верною были.
Сотни тысяч пернатых парили над ним, —