Юлий Цезарь. Полководец, император, легенда - страница 19
Влияние Аврелии на ее сына, несомненно, было очень сильным и сохранялось еще долго после того, как он перестал быть ребенком. Цезарю было 46, когда он потерял мать, прожившую вдовой около 30 лет. Само по себе это не было чем-то необычным среди аристократии, так как мужья часто бывали значительно старше своих жен, особенно во втором, третьем или даже четвертом браке, заключаемом некоторыми сенаторами по политическим мотивам. Поэтому, если жена переживала муки деторождения, существовала большая вероятность, что она переживет своего супруга, и в том возрасте, когда ее сын начинал претендовать на важную должность, он гораздо чаще оставался с матерью, а не с обоими родителями. Матери, особенно такие, как Аврелия, соответствовавшие идеалу женского поведения, пользовались всеобщим восхищением среди римлян. В одной из их самых любимых историй повествуется о великом полководце Кориолане, который, претерпев несправедливость со стороны своих политических соперников, переметнулся к врагу и возглавил поход на Рим. Едва не разрушив свое отечество, он все же увел армию, движимый не столько чувством патриотизма, сколько призывами матери [11].
У аристократов образование детей происходило целиком и полностью в кругу семьи. Многие римляне гордились этим, сравнивая свою систему с обязательным государственным образованием, распространенным во многих греческих городах. Римляне со средним достатком отправляли детей в платные начальные школы, куда брали мальчиков от семи лет. Обучение детей аристократов происходило на дому, и сначала мальчики и девочки получали одинаковое образование, усваивая навыки чтения, письма и простых математических расчетов. Во времена Цезаря очень редко бывало так, чтобы ребенок из знатного рода не владел двумя языками, латынью и греческим. Обучение второму языку обычно происходило под надзором греческого раба, или педагога (paedogogus), которого приставляли к ребенку. Мальчик также получал обширные наставления о семейных традициях и ритуалах и знания по римской истории, где неизменно подчеркивалась роль, которую играли его предки. Эти люди и другие выдающиеся деятели прошлого служили образцами того, что значит быть римлянином. Детей учили ценить такие неотъемлемые качества римлян, как dignitas, pietas и virtus, что примерно соответствует нашим понятиям достоинства, благочиния и добродетели. Понятие dignitas обозначало горделивую и хладнокровную манеру поведения, свидетельствовавшую о важной роли и ответственности человека и таким образом заслуживавшую уважения. Это имело большое значение для любого римского гражданина, особенно для аристократа, не говоря уже о высших государственных чиновниках. Понятие pietas обозначало уважение не только к богам, но также к родителям и другим членам семьи, к законам и традициям Римской республики. Понятие virtus было сильно окрашено в воинственные тона и обозначало не только физическую храбрость, но еще и уверенность в себе, нравственную стойкость и навыки, необходимые как простому воину, так и командиру [12].
Для римлян их родина была великой именно потому, что предыдущие поколения проявляли эти качества в несравненно большей степени, чем любые другие народы. Суровые лица, высеченные на погребальных монументах I века до н. э., подробно отражают все особенности и изъяны человека при жизни и, в отличие от идеализированных портретов античной Греции, излучают гордыню и самоуверенность. Римляне относились к себе очень серьезно и воспитывали детей не просто во мнении, а в убеждении в своей исключительности. Чувство гордости в принадлежности к великому народу было очень сильным даже среди беднейших граждан и еще более выраженным среди богатых и привилегированных по праву рождения. Римские сенаторы издавна ставили себя выше любых чужеземных царей. Молодые аристократы не только знали об этом, но также верили, что они и члены их семей выделяются даже среди римской элиты. Семья Цезаря с немногочисленными предками, достигавшими высоких должностей и совершавшими великие дела на службе Римской республики, тем не менее могла гордиться своими достижениями, а также, разумеется, древностью рода и божественным происхождением. Вместе с осознанием собственной важности приходило обостренное чувство долга и обязанности соответствовать ожиданиям родственников и вообще римских граждан. Детей воспитывали таким образом, чтобы они ощущали тесную связь с прошлым своей семьи и историей Рима. Как впоследствии объявил Цицерон, «что такое человеческая жизнь, если она не переплетена с жизнью прежних поколений ощущением истории?» [13].