Юлька - страница 3

стр.

— Одна шла? — Александра Николаевна покраснела: ведь не станет Юлька одна на улице хохотать во все горло.

— Костюшки при ней не было, — безжалостно отрезал Петр Терентьевич. — Бежала с другими девчонками и стреляла во все стороны глазищами, самая изо всех них вертячая. В пятнадцать лет носятся, задрав хвосты, а чего же от них ждать к восемнадцати годам?

— Может, к восемнадцати поумнеют.

— Надежда, конечно, дело хорошее, только не всегда она оправдывается. Потому как в школе и в семье живут без строгости. Личная, так сказать, жизнь подростков пущена на самотек. И вот иная деваха в шестнадцать-семнадцать лет про электроны, протоны и нейроны вам целую лекцию прочитает, во внутреннем и международном положении разбирается, красивых слов наговорит где-нибудь на собрании, что впору академику, а приглянулся ей парнишка — и в душе дремучий лес, полная невоспитанность нравов.

— Но что же вы советуете?

— А вот уж как действовать, не берусь установить. Поскольку я не педагог.

— Мальчишек тоже воспитывать надо.

— Всех воспитывать полагается, — наставительно сказал старик, выколачивая свою трубку над мусорным ведром. — Даже кошку.

Он ушел в комнату, и в кухню вышла его жена, моложавая шестидесятилетняя женщина. Евдокия Акимовна вырастила троих сыновей. Двоих убили на фронте, третий жил с женой в Новосибирске. Костю Евдокия Акимовна знала с пятилетнего возраста, любила его и теперь сочувствовала Костиной матери.

— Денька не пропустит, так и сидит часами, — сетовала Евдокия Акимовна. — Ведь ему заниматься надо. До чего девчонка настырная! Ей во дворе ребята кричат: «Невеста идет!» А она им язык кажет. Как уличный мальчишка.

— Вот напасть, честное слово, — невольно усмехнулась Александра Николаевна. — С матерью бы ее поговорить. Так понятия не имею, что за люди! Вдруг ее изругают, побьют еще, чего доброго. Да и не побьют, так она Косте нажалуется. Что тут будет…

— Мальчик-то у вас хороший, так ведь это такие моменты в жизни, знаете…

— Он очень изменился… Воспитательницу классную ее тоже не знаю… Если действовать неумело, бестактно, можно ребят сделать глубоко несчастными.

Евдокия Акимовна рассмеялась:

— Помните, как Клавдия Семеновна Димку заперла?

— Да уж… — Александра Николаевна покачала головой.

На прошлой неделе к ним в кухню ворвалась жилица из другой квартиры, высокая полная блондинка:

— Посоветуйте, как мне быть? Сейчас заперла Димку. А он на дверь кидается, ревет. «Она, — говорит, — уже ходит там, ждет. Пусти, — говорит, — а то я не знаю, что сделаю!»

Александра Николаевна с удивлением остановила этот бурный поток слов:

— Постойте! Постойте! Вы Димку заперли?

Десятиклассник Димка, толстый увалень и лентяй, учился в одной школе с Костей, только в параллельном классе.

— Я говорю: «Занимайся! Из троек не вылезаешь!» А он как бык взревел: «Да ты что! Я и так опаздываю!» Ему, видите ли, главное, что она уже ходит по другой стороне улицы. И теперь он там швыряется на дверь.

— Такого дяденьку запирать! Ну, знаете! — воскликнула Александра Николаевна.

У Евдокии Акимовны все тело тряслось от смеха. Она вытерла глаза краем передника.

Клавдия Семеновна повернулась к Костиной матери:

— Я, главное, боюсь, не возненавидел бы он меня.

— И очень просто — возненавидит, — сказала Александра Николаевна. — Подумайте, ведь она ходит там где-то… по другой стороне. Ему-то каково?

— Так отомкнуть, что ли?

— Конечно, отомкните!

Клавдия Семеновна махнула рукой и выскочила так же стремительно, как и появилась. Через несколько минут вернулась, сообщила томным голосом:

— Отперла! Сполоснул свою физию под краном и помчался.

Вспомнив эту историю, Александра Николаевна сказала:

— Нет уж, Ромео и Джульетту устраивать им не стоит. От этого еще хуже…

* * *

Работала в районной библиотеке Александра Николаевна в разные смены. Не всегда Юльке удавалось избегать встречи.

Когда Костина мать заставала ее, девочка слегка краснела, начинала теребить кончики своих кос и через две минуты поднималась с дивана или со стула:

— До свиданья.

— Почему ты убегаешь? Ведь вы что-то делали. Очевидно, вам нужно было…

Взгляд в сторону.