Юрбен Грандье - страница 19

— Quis attulit pactum? — Кто принес договор?

— Magus. — Чародей.

— Quale nomen magi? — Как зовут чародея?

— Urbanus. — Юрбен.

— Quis Urbanus? Est ne Urbanus papa? — Какой Юрбен? He папа ли Урбан?

— Grandier. — Грандье.

— Cujus qualitatis? — Каков он?

— Curatus. — Усердный.

Новое слово, впервые употребленное дьяволом, произвело на слушателей сильнейшее впечатление, и Барре, не желая терять завоеванного преимущества, тут же продолжил:

— Quis attulit aquam pacti? — Кто принес воду для договора?

— Magus. — Чародей.

— Qua hora? — В котором часу?

— Septima. — В седьмом.

— An matutina? — Утра?

— Sero. — Вечера.

— Quomodo intravit? — Как он вошел?

— Janua. — Через дверь.

— Quis vidit? — Кто его видел?

— Tres. — Трое.

Здесь Барре остановился, чтобы подтвердить слова дьявола, и рассказал, что, когда в воскресенье, на следующий день после второго вселения беса, они ужинали в спальне у настоятельницы вместе с ее исповедником Миньоном и еще одной монахиней, настоятельница около семи вечера показала им свои руки, на которых было несколько капель воды, причем никто не мог понять, как эти капли туда попали. Он, Барре, немедленно вымыл ей руки святой водой и произнес несколько молитв; пока он молился, часослов настоятельницы дважды вырывался у нее из рук и падал к ногам, а когда он поднимал его во второй раз, кто-то ударил его по щеке, хотя кто — непонятно. Тут к Барре присоединился Миньон и долго говорил, подтверждая рассказ своего коллеги, а в конце разразился страшными проклятиями и заявил, что пусть святое причастие его покарает и уничтожит, если он хоть в чем-нибудь солгал. Затем, распустив собравшихся, он пообещал, что назавтра изгонит злого духа, и попросил их с помощью покаяния и причастия приготовиться к созерцанию чуда, которое должно свершиться среди бела дня.

В городе уже кружили слухи о двух последних сеансах изгнания дьявола, так что Грандье был в курсе того, что произошло, хотя сам при этом не присутствовал. Поэтому наутро он принес бальи новое прошение, в котором отмечал, что монахини, поддавшись злым наветам, продолжают во время изгнания бесов называть его в качестве виновника своей одержимости. Он, однако, не только не имел с бесноватыми какого-либо общения, но даже в глаза их не видел, поэтому, чтобы доказать его причастность к делу, их следует немедленно изолировать, дабы его смертельные враги Барре и Миньон не имели возможности за ними ухаживать, проводя подле монахинь дни и ночи. Если так будет сделано, факт наущения монахинь станет очевидным — это дело чести самого Господа, равно как и его, Грандье, который имеет право на то, чтобы к нему относились с уважением как к одному из наиболее видных священнослужителей Лудена.

Учитывая изложенное, продолжал Юрбен, он просит бальи отдать распоряжение, чтобы мнимые одержимые были изолированы и отделены одна от другой, а ухаживали за ними священнослужители и медики, не вызывающие у него подозрений. По причине важности дела все это должно быть совершено, невзирая на любые протесты и сопротивление, но без вреда для упомянутых монахинь; в случае же если его просьба не получит удовлетворения, он оставляет за собою право жаловаться на правосудие.

Внизу прошения бальи тотчас написал, что ему будет дан ход в тот же день.

После Юрбена Грандье явились врачи, присутствовавшие при изгнании дьявола, — они принесли свое заключение. Там говорилось, что они наблюдали конвульсивные движения матери настоятельницы, но одного визита недостаточно, чтобы обнаружить их причину, которая может быть как естественной, так и сверхъестественной. Они хотят провести более тщательное обследование, дабы иметь возможность судить более уверенно, и с этой целью просят, чтобы им было позволено неотлучно пробыть подле одержимых несколько дней и ночей и пользовать их в присутствии других монахинь и кого-либо из судейских чиновников. Кроме того, необходимо, чтобы одержимые получали пищу и лекарства только из их рук, а также чтобы все прикасались к женщинам только в открытую и разговаривали с ними только громко — при этих условиях они, врачи, готовы дать правдивое заключение относительно природы упомянутых конвульсий.