Юрбен Грандье - страница 9

Миньон и Барре дней десять продолжали посещать монастырь, задерживаясь там когда на четыре, когда на шесть часов, а однажды пробыли целый день; наконец в понедельник 11 октября 1632 года они вызвали письмами кюре из Венье, луденского бальи г-на Гийома Серизе де Лагериньера и гражданского судью Луи Шове, дабы те явились в монастырь урсулок, осмотрели двух монахинь, одержимых дьяволом, и засвидетельствовали странные, почти невероятные проявления этого недуга. Вызванные таким манером, двое судейских не сочли возможным уклониться; впрочем, они разделяли всеобщее любопытство и были не прочь посмотреть собственными глазами на источник слухов, уже некоторое время круживших по городу. Поэтому они отправились в монастырь, дабы присутствовать при изгнании дьявола и дать на это свое дозволение, если они сочтут, что монахини действительно одержимы, либо прекратить комедию, если увидят, что все это выдумки. У дверей монастыря они встретили Миньона в стихаре и епитрахили, который сообщил, что на протяжении двух недель урсулинок терзали призраки и жуткие видения, а мать настоятельница и две другие монахини недели полторы были одержимы злым духом, который в конце концов удалось изгнать из их тел, — это сделали он сам, Барре, и несколько кармелитов[15], предложивших свою помощь в деле борьбы с общим врагом. Однако в ночь на воскресенье и в самое воскресенье настоятельница Жанна де Бельфиель и сестра-белица по имени Жанна Дюманьу снова почувствовали беспокойство и были одержимы тем же духом. Изгоняя его, Миньон выяснил, что дух вселился в монахинь согласно новому договору, символ которого — букет роз, тогда как символом первого соглашения с дьяволом были три черных шипа; кроме того, добавил Миньон, сначала духи всячески отказывались назвать свои имена, но в конце концов, благодаря его умелым действиям, тот, что вселился в мать-настоятельницу, вынужден был признаться, что его зовут Астарот, один из самых заклятых врагов Господа; дух же, вселившийся в белицу, — дьявол более низкого ранга, и имя ему — Сабулон. Но к сожалению, добавил Миньон, сейчас одержимые отдыхают, так что бальи и судье придется прийти в другой раз. Судейские чиновники собрались было удалиться, но тут прибежала монахиня и сообщила, что бесноватые снова забеспокоились. Тогда бальи и судья вместе с Миньоном и кюре из Венье поднялись в спальню с высокими потолками, в которой стояло семь узких кроватей, но заняты были только две из них: на одной лежала настоятельница, на другой — сестра-белица. Поскольку случай у настоятельницы был более серьезный, у ее постели стояло множество кармелиток и монахинь, а также Матюрен Руссо, священник и каноник церкви Святого Креста, и Манури, городской хирург.

Не успели судейские приблизиться, как настоятельница начала биться в корчах и визжать, словно поросенок; чиновники смотрели на нее с изумлением, которое еще усилилось, когда бесноватая сначала вжалась в свою постель, а потом буквально выпрыгнула из нее, сопровождая свои действия столь дьявольскими жестами и гримасами, что если зрители не верили в ее одержимость, то могли по крайней мере восхититься ее замечательной игрой. Миньон сказал бальи и судье, что, коли они желают, одержимая будет отвечать на вопросы по латыни, хотя языка она не знает; те ответили, что пришли сюда, дабы подтвердить факт вселения бесов, почему и желают, чтобы Миньон представил им все имеющиеся у него доказательства этого. Тогда Миньон подошел к настоятельнице и, велев соблюдать полную тишину, вложил сначала ей в рот два пальца, затем проделал все, что рекомендует в таких случаях требник, и приступил к допросу. Перед вами его дословная запись.

Вопрос: Propter quam causam ingressus es in corpus hujus virginis? — По какой причине вошел ты в тело этой девицы?

Ответ: Causa animositatis. — По причине злобы.

В.: Per quod pactum? — По какому договору?

О.: Per flotes. — По договору цветов.

В.: Quales? — Каких?

О.: Ross. — Роз.

В.: Quis misit? — Кто тебя послал?

Когда прозвучал этот вопрос, чиновники заметили, что настоятельница как бы заколебалась: дважды она открывала рот и ответила слабым голосом лишь на третий раз.