Юрий Долгорукий. Мифический князь - страница 11

Женщины сочувствовали молодому князю из-за внешности его супруги, но, конечно, старались вида не подавать, все же сноху нашел Владимир Мономах, а Переяславльского князя уважали.

Наконец, пришло время отправляться в далекий путь. Двух князей – старшего и младшего, юную княгиню и княжича сопровождала немалая дружина, все же ехать предстояло глухими лесами, Ростово-Суздальская земля лежала пока почти отдельно от Южной Руси. Это со временем будут и дороги прямоезжие, и трактиры на дорогах, а тогда не было ничегошеньки, и деревень по пути тоже.

Мономах даже не сразу решил, каким путем добираться – через Чернигов и Курск, а потом Рязань или по Днепру через Смоленск до волоков на Вазузу и Волгу, а там уж до Ярославля и Ростова. Заезжать ни в Чернигов, поменявший его когда-то на Олега Святославича, ни в Курск или Рязань не хотелось…

Хлопоты и сборы ни долгими, ни шумными не были, сказывалось, что ехали мужчины, из женщин только юная княгиня со своими служанками, но та пока не хозяйка, что скажут, то и делала.

В Киеве еще только занималось морозное утро, когда на княжьем дворе уже зазвучали голоса, холопы принялись запрягать коней, тащили к возам то, что не было уложено с вечера, укладывали, увязывали последнюю кладь. Дорога обозу Переяславльского князя предстояла дальняя, потому забыть ничего нельзя. Наконец, на крыльцо вышел и сам Мономах – посмотреть, как собрались. Оглядел укладку, что-то спросил, в чем-то распорядился.

Отслужили молебен, истово прося удачи в долгом пути, разобрались по возкам и саням, еще раз перекликнулись, и вот Мономах, троекратно расцеловавшись с двоюродным братом, Великим князем Святополком Изяславичем, вскочил в седло, махнул рукой:

– Трогай!

Обоз с княжеским стягом впереди и длинным обозом позади (нашлось что везти и сыну в Смоленск, и в сам Ростов для Гюрги) тронулся в путь, вытягиваясь по улицам к спуску на лед Днепра. К тому времени погода подпортилась, небо нахмурилось и начал падать сначала легкий снежок, но бывалые люди уже знали, что скоро залепит сильнее.

И вот наконец золотые купола Софии остались позади, кони резво неслись вперед. Пока резво, еще не устали лошади, не замерзли всадники и седоки в санях и возках. Даже Андрей, глядя на отца и старшего брата, тоже ехал верхом. Мономах понимал, что мальчик долго не выдержит, место в возке было, но решил пока дать ему возможность почувствовать себя взрослым, двигались медленно, объясняя это тем, что жену Гюрги и остальных женок может растрясти.

Если честно, то верхом хотела ехать и сама юная княгиня, она даже не поняла, почему ей-то нельзя? Но спорить не стала, уселась в теплый возок, укуталась в шубу, укрылась волчьей полостью и дремала, потому как сквозь затянутое оконце возка ничего не было видно.

Даже страшно устав и набив себе седалище, Андрей отказывался тоже уйти в теплый возок. Пришлось садиться в сани всем троим – князю и сыновьям.

До Смоленска зимник по Днепру наезжен, добрались легко, хотя морозец не давал просто стоять. Постепенно устали и люди, и кони. Сначала удавалось становиться на ночевки в деревнях и даже городах, но после Смоленска это уже трудно. По берегам стоял сплошной лес, деревни – редко. Но как проехали волоки и река стала чуть пошире, на берегах снова появились признаки жилья.

Мономах кивал на прилепившиеся к берегу избушки:

– Смотри, Гюрги, это уже твои владения. Это твои смерды…

От увиденного настроение могло испортиться у кого угодно, юный князь недовольно хмурился. Однажды отец вдруг предложил:

– Хочешь глянуть, как живут-то?

Гюрги кивнул, сам не зная зачем. Хорошо, что они поехали в деревню только с отцом, не считая трех дружинников. Окончательно разболевшийся Андрей просто спал в санях, укрытый волчьей полостью с головой, а звать супругу Гюрги и в голову не пришло.

В деревеньке из десятка худых избушек сразу и не поняли, что за гости пожаловали. Гюрги оглядывался почти неприязненно, на душе кошки скребли. И это владения, это княжество?! Избы одна хуже другой, да половина и не изб вовсе, а попросту землянок, крыши прямо от земли торчат. Все крыто соломой, ни о каких храмах и речи нет. Бедно, если не сказать – нище. Мелькнула мысль: хорошо, что этого не видят старшие братья, вот Вячеслав небось посмеялся бы!