Юта - страница 50

- А ты хочешь учиться?

- Кто ж этого не хочет?!

- - Кем же ты хочешь быть?

Юта замялась.

- Думать об этом ещё рано, - попытался кто-то выручить её.

- Почему - рано? Не рано, - возразила Юта и тихо закончила: - Я буду врачом.

Наступило молчание.

- Я думаю, в биографии Юты всё ясно, - наконец сказал председатель. - Дальше мы сами знаем, что и как. У меня будет вопрос к ней. Скажи нам: ты взыскания какие-нибудь имела?

Юта медленно перевела взгляд с председателя в дальний угол и задумалась. И вдруг она увидела Петра Алексеевича. Он сидел на последней скамейке и внимательно смотрел на неё.

- Имела, - ответила она и потупилась.

- За что? Когда?

- Я не выполнила приказ командира… Стоя стрелять было нельзя, а я цели не видела и… встала. - Юта стала говорить быстрее, она заметила, что Пётр Алексеевич то поднимает, то опускает руку, порываясь что-то сказать. - Пётр Алексеевич отругал меня. Потом я, правда, больше так не делала. Скоро Пётр Алексеевич пошлёт меня на задание - я уже просилась, и я совсем исправлюсь.

- Разрешите дать собранию справочку? - сразу же раздался голос Петра Алексеевича.

- Пожалуйста, Пётр Алексеевич, - ответил председатель.

- Товарищи! Это недоразумение. Я должен объяснить собранию, - нетерпеливо заговорил Пётр Алексеевич. - Дело в том, что никакого взыскания Юта не получала. В том бою она вела себя как настоящая партизанка. Разве я мог? Нет, нет! Я прошу вас учесть это.

…С этого дня Юта Бондаренко стала членом Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодёжи.

Снег, выпавший на сырую глинистую дорогу, растаял. Кажется, ни проехать по ней теперь, ни пройти. А ехать надо: этот проклятый заготовитель обвинит в саботаже, доложит немцам… Гружённые сеном машины норовят съехать в придорожную канаву, на ухабах буксуют и глохнут. Холодный ветер воет и свищет так, что заглушает рёв машин. Шофёры ругают на чём свет стоит и дорогу, и погоду, и свою собачью жизнь. Километра за два до лесной деревни шофёр первой машины заметил на дороге съёжившуюся от холода фигурку подростка с торбой на боку. Парнишка отчаянно размахивал рукавами длинной фуфайки, с трудом вытаскивал из липкой глины то один, то другой сапог; казалось, он не шёл, а полз по грязи. Услышав шум моторов, мальчик обернулся и поспешил на обочину. Шофёр остановил машину и открыл дверцу кабины.

- Садись! Подвезу, - сказал он глухим басом.

Мальчик обрадованно кинул торбу на спину и, держась за поданную шофёром руку, вскарабкался в кабину.

- Вот спасибо! Я чуть совсем не замёрз. Ветрище-то - ух какой!

- Куда ж это ты, братец, в такую непогодь шагаешь? - угрюмо спросил шофёр.

- В деревню, - невесело ответил парнишка, дыша на сложенные лодочкой руки.

- А откуда?

- Из-под Луги. Мамка моя умерла. Что ж мне делать? Вот хожу по деревням…

- Много вас, братец, таких… - Шофёр осмотрел мальчика; плохая, холодная одежонка на нём: фуфайка старая, вся в дырах, рыжая шапчонка еот-вот развалится. - А в деревнях-то дают чего? Там ведь тоже пусто.

- Мне много не надо, дяденька. Я привыкший. - Мальчик доверчиво поднял на него большие, удивительно синие глаза.

Шофёр отвернулся и, со злостью нажав на педаль, пригнулся к баранке. Машина дёрнулась… Сколько таких вот обездоленных сирот бродит сейчас по стране!.. До самой деревни шофёр больше не произнёс ни слова.

У первой избы он спросил:

- Тут сойдёшь или ещё проедешь?

- Лучше тут. А далыие-то машины ходят?

- Далыпе-то?.. Ходят. Пресованкое сено на станцию возят. Ты попросись - возьмут. В случае чего приходи ночевать к нам. До пруда дойдёшь - спроси, где живут шофёры из немецкой автобазы. Каждый укажет. Спрашивай дядю Степана. Это я, значит. Запомнишь?

- Угу.

Открывая дверцу кабины, шофёр неловко погладил мальчика по шапчонке:

- Сирота, значит?

- Да, дяденька.

- Звать-то тебя как?

- Митя.

- Ми-итя, - с нежностью протянул шофёр. - Ну, будь здоров, Митя.

- Спасибо, дяденька, - спрыгивая на землю, сказал мальчик.

- Чего там… - Шофёр махнул рукой и захлопнул дверцу.

Шёл мальчик от одной избы к другой, милостыню просил. На вопросы хозяев отвечал односложно, скупо, охотнее слушал, о чём говорят они сами. А разговор всюду об одном и том же: о немцах, которые заняли деревню и бесчинству- ют; о каком-то заготовителе, немецком прихвостне, который бесцеремонно отбирает у населения сено и увозит его неизвестно куда… Прощаясь с хозяевами, мальчик спрашивал, нет ли в соседнем доме немцев или полицаев, - если есть, то он не пойдёт туда.