Юзеф Пилсудский. Легенды и факты - страница 34

Он поставил все на одну карту, ибо боялся, чтобы варшавские политики не выступили в поддержку легионов без конкретных уступок в национальном вопросе. Добравшись до столицы, он высказал по их адресу немало едких слов. «Я в Королевстве не чувствую себя как на родине, — говорил он на одном из заседаний. — Те, что пошли за мной, оказались пассивным песком». Явно под влиянием очередной неудачи усилилось его сдержанное отношение к обществу, не понимающему и не поддерживающему его планы. Еще год назад после провала акции стрелков он утверждал, что поляки оказались «камнем, покрытым плесенью, а не зарядом динамита». Теперь он реагировал еще резче.

Ибо его не сумели понять люди, считающиеся его сторонниками. Но и он требовал непростых вещей. Видя собственную слабость и отсутствие каких-либо уступок со стороны центральных держав, он считал необходимым перейти в оппозицию. Конкретно же предлагал, чтобы антирусско настроенные партии Королевства Польского обнародовали программу национальных требований и до их удовлетворения Берлином и Веной приостановили вербовку в легионы. Тем самым он признавал путь, на который вступил 6 августа 1914 года, ведущим в никуда. Многие не могли с этим примириться. Среди них был Владислав Сикорский[59], начальник военного департамента Главного национального комитета, который вопреки инструкциям Бригадира продолжал вербовку в отряды легионеров.

Колебались и другие. Чтобы сломить их сопротивление, Пилсудский прибег к шантажу. Во время одной из дискуссий он пригрозил: «Если не опубликуете воззвания, приостанавливающего вербовку, то я сделаю это сам, на свой страх и риск, сам подпишу его и буду за это отвечать перед военным судом». Это было равносильно открытому объявлению войны центральным государствам, а этого варшавские политики допустить не хотели. В конце концов упомянутое заявление появилось за их подписями.

Бригадир вернулся на фронт. И хотя он считал, что легионы свою задачу в основном выполнили, вынужденный обстоятельствами оставаться в их рядах, он не прекращал усилий для достижения цели, какой добивался на протяжении уже года, — взять на себя командование над всеми легионами. Выполнение этой задачи облегчила концентрация на Волыни осенью 1915 года всех самостоятельно до сих пор сражавшихся бригад. Под влиянием уговоров Пилсудского постепенно исчезали прежние предубеждения и обиды. Весной 1916 года был создан Совет полковников, что стало своеобразным вотумом недоверия к императорско-королевскому командованию легионами. Одновременно Пилсудский получил возможность выступать от имени всех легионов. Воспользовавшись этим, он 15 июля направил от имени Совета докладную записку Главному командованию армии с требованием ясного заявления по польскому вопросу и переформирования легионов в корпус, что должно было стать прологом к созданию польской армии, с которой бы считались. Он также дал недвусмысленно понять, что в переходный период на него должно быть возложено командование реорганизованными легионами. В случае несоблюдения этих условий он считал самым верным роспуск легионов. Для дополнительного давления на австрийцев спустя две недели после направления докладной записки, подписанной всеми строевыми командирами, он подал просьбу об отставке.

Этот акт имел скорее демонстративный характер. Бригадир был убежден, что императорско-королевские штабисты должны будут уступить. Внимательно следя за развитием событий, он видел нарастающую серьезность положения центральных государств и вместе с тем рост значения польского «козыря». В этом его убеждали происходящие на фронте события. В июне 1916 года началось наступление русских под командованием генерала Брусилова, которое прорвало оборону австрийцев на Волыни. В ожесточенные трехдневные бои оказались втянутыми и бригады легионеров. Их атаковали две русские пехотные и четыре кавалерийские дивизии. Солдаты-легионеры сражались геройски. Пилсудский руководил отрядами из первых линий окопов. Однако после трех дней боев не было иного выхода, как отступить. Бои под Костюхновкой вошли в историю легионов как самая крупная, но и самая кровопролитная битва. В одной I бригаде было убито и ранено тридцать офицеров и около пятисот солдат. «Мы вышли из боя сильно поредевшими, — писал Бригадир несколько дней спустя Валеры Славеку, — и страшно измотанными тремя днями непрерывных схваток, а затем очень трудным отступлением: три ночи и три дня почти никто не спал, а часто и голодали… Теперь уже неделю отдыхаем, зализывая раны».