За борт! - страница 20

— Я не был уверен, что вы сможете участвовать, — сказал президент.

— Время выбрано отлично. Бет в гостях у нашего сына в Стэнфорде и не вернется до вторника, а в моем расписании нет ничего такого, что нельзя было бы отложить.

Президент встал, заставив себя дружелюбно улыбнуться.

— На борту сенатор Лаример и конгрессмен Моран. Они в кают-компании. — Он мягким наклоном головы показал ему в сторону. — Почему бы вам не поздороваться ними и не выпить?

— Выпить я не прочь.

У выхода Марголин столкнулся с Фосеттом, и они обменялись несколькими словами.

Лицо президента исказилось от гнева. Хотя они с Марголиным были разительно непохожи — вице-президент высок, пропорционально сложен, ни капли жира, красив, с ярко-голубыми глазами и спокойным, привлекательным нравом, — еще заметнее различались их политические взгляды.

Президент добивался большой популярности вдохновенными речами. Идеалист и мечтатель, он был занят творческими программами, которые сулили пользу всему человечеству лет через десять, а то и пятьдесят. И, конечно, в большинстве случаев эти программы не соответствовали эгоистическим насущным потребностям внутренней политики.

Марголин, с другой стороны, не стремился приобрести популярность у публики и средств массовой информации, направляя свою энергию на более земные внутренние проблемы.

Относительно президентского плана помощи странам коммунистического блока Марголин полагал, что эти деньги лучше потратить в своей стране.

Вице-президент был прирожденным политиком. Конституция у него в крови. Он прошел трудный путь от законодательного собрания штата в губернаторы, а позже — сенаторы. Получив кабинет в Рассел-билдинг, он окружил себя опытными советниками, которые обладали умением идти на политические компромиссы и разрабатывать новаторские политические концепции. И хоть законопроекты вносил президент, именно Марголин следил за их прохождением через многочисленные комитеты и комиссии; он часто демонстрировал, что штат Белого дома состоит из неуклюжих дилетантов. Это совсем не нравилось президенту и вызывало постоянные стычки.

Марголин сам мог бы претендовать на пост президента, но его не поддерживала партия. Здесь его честность и образ не мечтателя, а созидателя работали против него. Он слишком часто отказывался поддерживать предлагаемые действия, если считал, что есть лучший вариант; он был инакомыслящим и слушал только голос своей совести.

Президент, охваченный досадой и ревностью, смотрел, как Марголин исчезает в главном салоне.

— Что здесь делает Винс? — нервно спросил Фосетт.

— Будь я проклят, если знаю, — буркнул президент. — Он сказал, его пригласили.

Фосетт удивился до крайности.

— Должно быть, кто-то из сотрудников перепутал.

— Уже поздно. Я не могу сказать ему «ты не нужен, уходи».

Фосетт по-прежнему недоумевал.

— Все равно не понимаю.

— Я тоже, но придется смириться.

— Он может все испортить.

— Вряд ли. Что бы мы ни думали о Винсе, он никогда не делал заявлений, осуждающих мои действия. Далеко не о каждом из высших чиновников президент может сказать то же самое.

Фосетту пришлось смириться.

— На борту не хватает кают. Я отдам ему свою и останусь на берегу.

— Спасибо, Дэн.

— Могу остаться до вечера на яхте и заночевать в ближайшем мотеле.

— Возможно, в данных обстоятельствах, — медленно сказал президент, — пожалуй, даже лучше, если вы останетесь. Теперь, когда появился Винс, я не хочу, чтобы наши гости подумали, что мы на них слишком нажимаем.

— Документы, поддерживающие вашу позицию, я оставлю в вашей каюте, господин президент.

— Спасибо, я просмотрю их перед ужином. — Президент помолчал. — Кстати, какие новости о ситуации на Аляске?

— Только то, что идут поиски отравляющего вещества.

Во взгляде президента была тревога. Он кивнул и поднял руку:

— До завтра.

Позже Фосетт стоял на причале среди раздосадованных агентов секретной службы из охраны вице-президента. Он смотрел, как яхта проходит по реке Анакостия к повороту в Потомак, и в животе у него затягивался тугой узел.

Письменного приглашения вице-президенту не посылали!

Чушь какая-то.

Лукас надевал пальто, собираясь выйти из кабинета, когда зазвонил телефон связи с командным пунктом.