За чужие грехи - страница 18

Чтобы она не делала, как бы не пыталась что-то изменить, выхода все равно нет.

У школьных ворот ее кто-то окликнул, она удивленно отняла руки и остановилась, заметив высокого мужчину, уже совсем не молодого, но еще далеко не старого, судя по всему ему, было немногим больше тридцати. Или все-таки многим. Если бы после отчима Таня не чувствовала такого отвращения к противоположному полу, она бы сочла его даже красивым. У него были светлые пшенично-золотые волосы и какие-то слишком чистые — или они казались такими из-за своего цвета? — небесно голубые глаза.

— Прости, — сказал он рассеянно, — но ты… эээ… не знаешь Наташу?

— Наташу?! — переспросила Таня и даже забыла на мгновение о своих проблемах, сделала шаг к нему на встречу, а потом чуть не выругалась от настигнувшей ее неожиданно догадки. Значит это… тот самый!? Девочку переполнили волнение и злость, толкнувшие ее на отчаянный шаг. Она схватила незнакомца за ворот короткого полупальто, тряхнула изо всех сил и сурово осведомилась:

— Где она?! Что вы с ней сделали!?

— Эй! — возмутился он, и, поскольку он был все-таки значительно сильнее, легко сбросил ее руки и отодвинул ее в сторону на безопасное расстояние, — ты меня путаешь с другим человеком, я помочь хочу…

— Знаем мы вашу помощь! — продолжала нападать Татьяна.

— Ну, подожди! — теперь мужчина тоже разозлился и повысил голос, — послушай ты! Ты сестра ее, да? Я, правда, помочь хочу. Человек, который пудрит мозги твоей Наташе мой друг… и мы… должны ее спасти.

— Что? — Таню словно облили холодной водой, она скинула его руку со своего плеча и попыталась хоть немного осмыслить все, что он сказал.

А если он врет? Нет, было непохоже. Прозрачные и чуткие глаза этого человека легко бы выдали в нем ложь или притворство, к тому же в них пряталось что-то отдаленно напоминающее боль, сострадание и раскаяние. Как непривычно ей было видеть раскаяние в людях!

— Нет, я не ее сестра. Я подруга, — постепенно приходя в себя, поправила Таня, — с сестрой вам вообще лучше не говорить. Это ее убьет. Или она кого-нибудь убьет. Не важно. Наташа мне тоже близка и я сделаю все, чтобы ей помочь, только что для этого нужно?

— Как тебя зовут? — спросил мужчина, Таня сначала смутилась, а потом все-таки сдалась и представилась. — А я Владимир, — сказал он, — так вот, послушай, Татьяна. Давай только отойдем куда-нибудь?

Таня кивнула и уныло побрела в след за ним, пытаясь разобраться в себе и в сложившейся ситуации. Хотя этот человек и не внушал никакого доверия, ей приходилось ему верить, потому что он был единственной ниточкой, связывавшей теперь их с Наташей.

Они присели на влажную после дождя лавочку в пустом тоскливом парке, где потрескавшиеся асфальтовые дорожки уже были засыпаны листьями. Никто, кроме них не заглядывал сюда больше, и особенно ленивый пьющий дворник.

— Он не плохой человек, просто очень-очень глупый. И если вобьет что-то себе в голову, это уже оттуда не выбьешь… глупая черта. Сейчас он желает доказать мне, что хоть ему и тридцать пять, с имиджем Казановы он расставаться не намерен, — Владимир поморщился, порылся по карманам в поисках сигарет, но так их не нашел, по нему было заметно, что он нервничает, — для этого ему и нужна ваша Наташа. Маленькая наивная дурочка. А потом он ее бросит, как наиграется… А девочка, черт побери, и слушать ничего не хочет!

— Она сейчас у него? — перебила Таня, уставшая от всех этих долгих объяснений и вспомнившая про больную Люсю, которой нужна была помощь. Как, впрочем, и поддержка — ее нельзя бросать одну в таком состоянии, вдруг она что-то выдумает? Кто ее знает.

— Да, — грустно подтвердил Владимир.

— И… они спали вместе?

Повисла неловкая и натянутая пауза. Владимиру стало грустно, он украдкой внимательно изучал лицо девочки, в котором не читалось и тени смущения человека, говорящего о чем-то постыдном или запретном. Скорее отвращение.

— Угу, — мужчина заторможено кивнул и посмотрел в другую сторону, — мне жаль.

— Ничего страшного, — вдруг неожиданно изрекла Таня, — спасибо, что хотя бы не насильно. Это не конец света. А я поговорю с Наташей, если она не понимает… — эта уверенность удивляла даже саму девочку. Она поймала себя на том, что немного завидует подруге, у которой было право выбора. Ее никто не принуждал, она всего лишь платила за свою собственную глупость, а не за чужую… похоть.