За гранью дозволенного - страница 34
Ещё до того, как он отправился вздремнуть после полудня, в полиции собрали совещание, на котором вся команда, расследующая дело, отсмотрела существенную часть видеоплёнки; затем Росас вслух произнёс это имя, передавая по рукам копии записанных показаний. Затем, как части головоломки наконец образуют ясную картинку, остальные достаточно легко догадались: ночью, четвёртого августа, школьный учитель приобрёл презервативы в продуктовой лавке; вскоре после этого посетил общественный туалет в парке Миссии. По какой-то причине он приблизился к Рональду Банистеру, стоящему у унитаза и начал приставать к полуодетому офицеру. Когда Банистер попытался его арестовать, учитель стал сопротивляться, началась борьба. Неизвестно, вытащил ли Банистер пистолет, или учитель умудрился вытащить его во время потасовки. Тем не менее из пистолета выстрелили один раз, смертельно ранили офицера, после чего учитель немедленно покинул сцену. Он выбросил свою запачканную кровью ветровку в переулке недалеко от парка Миссии, счастливая ошибка (если бы ветровка была выброшена где-нибудь ещё, в миле в любом другом направлении, она могла бы остаться незамеченной).
Проанализировав написанное заявление (пренебрегая тем моментом, что Джон Коннор мог испытывать тайное желание секса с другим мужчиной или яростно сопротивлялся, опасался разоблачения), Росас пришёл к выводу, что учителем двигало сильное чувство вины за то, что он совершил ужасное преступление; потому он вышел на свет и предложил информацию, в этом детектив был уверен: в сознании Росаса учитель был обычным человеком, новичком в преступлении, он запаниковал и, сознавая глубину своей ошибки, попытался избавить свою совесть от груза.
И тем не менее оставалось несколько вопросов, на которые не было ответа, и, хотя видеосъемка и ветровка казались достаточно сокрушительными уликами, требовались, без сомнения, ещё кое-какие улики. Так что, пока он спал в тот день после полудня, оставался в мире и покое в комнате для гостей, в полиции выписывали ордер на обыск — однажды полученный, это знал Росас, он давал им право начать задавать неприятные вопросы, и настоящее расследование могло в конце концов начаться.
Звонок в дверь прозвенел, когда шло «Доброе утро, Америка».
Пока Джулия в халате поднималась с кушетки, её мужу снился японский монастырь, пожилой священник выметает брусчатку дорожек, свистом подзывает пять или шесть серых полосатых кошек, они вылезают из-под его одеяния, пытаются залезть на руки, мурча и царапая его штаны.
— Убери их! — сказал он священнику. — У меня на них аллергия!
Священник продолжал подметать и насвистывать, не обращая на него никакого внимания.
К тому времени, как Джулия отперла парадную дверь, обнаружив на крыльце детектива Росаса с его командой, он был где-то далеко — неторопливо пересекал пологий холм, пробирался сквозь плотную листву.
— Могу я вам помочь? — спросила Джулия, одной рукой пытаясь пригладить растрёпанные волосы, другой держа чашку кофе.
— Сожалею, что побеспокоили вас так рано, — сказал Росас, протягивая сложенный лист бумаги.
— Что это такое?..
Каким сбитым с толку было её заспанное лицо, когда она безразлично взяла протянутую бумагу, не спуская глаз с Росаса.
— Что происходит?
— У нас выписан ордер на обыск — так что я буду очень признателен, если вы и остальные будете так добры подождать снаружи. Вы одна?
— Нет.
— Вы не одна?
— Нет.
— Кто ещё есть в доме?
— Мой муж, мой сын и моя дочь — это всё.
— Больше никого?
— Нет, я не понимаю…
— Мне очень жаль, — сказал Росас, выражая некоторое сочувствие. — Вам нужно собрать семью вместе и немного подождать снаружи, пожалуйста.
Детектив кивнул своей команде, чтобы та следовала за ним, и, шагнув мимо Джулии, прошёл в дом.
Теперь Джон купался в сепии — или, скорее, он был и на небе и на земле, кактусы и суккуленты вокруг него, всё, кроме его тела, стало коричневым; его вытянутые вперёд руки были палево-бледными; его указательные пальцы вели через пустыню к хаотично выстроенной крепости из красного камня, где-то каркал ворон, издавал мучительный крик, который дезориентировал его.