За гранью тьмы [СИ] - страница 4

стр.

В этот самый миг, в момент, когда мое тело, сотканное из черного тумана, обретает форму, я ощущаю течение времени. Часы и минуты вновь обретают смысл.

Солнце слепит, не по-осеннему жарко. Хороший день для рыбалки, вода озера темна и непрозрачна, в ней прячутся скользкие рыбы.

Ирония, которая могла бы вызвать улыбку, но мои губы — ощущение губ — плотно сжаты.

Делаю шаг, приближаясь. Длинный, чуть ниже колена, приталенный плащ из плотной ткани скользит по ногам, порыв ветра приподнимает полы. Ноги ступают по желтеющей траве. Земля проминается, пружинит, я наслаждаюсь каждым шагом, чувствами, которые дарит мне этот мир.

Пусть мои ощущения лишь грезы, пусть исчезнут, как только Нить будет перерезана, но я жажду их каждый раз. Предвкушаю как награду за то, что обрываю чужие жизни.

Опускаю взгляд, оглядываю себя с едва проснувшимся интересом. В моем облике никогда и ничто не меняется уже последние… сколько лет? Не помню. Не знаю.

Высокие ботинки — сплошь ремни и тускло блестящие пряжки на черном. Узкие штаны кажутся второй кожей, на бедрах продета в шлевки штанов серебряная цепочка — звенья плоские, но увесистые. Один край свисает по ноге до середины бедра, покачивается при ходьбе, а на самом конце — роза ветров. А, может быть, символическая звезда.

Легкая ткань расстегнутой до середины груди рубашки свободно струится.

Меняются цвета сверкающих Нитей, меняются истории, картины, которые я вижу в распахнутых окнах прошлого. Чужие судьбы проносятся мимо, сливаясь в вереницу мазков краски, но я всегда неизменно в черном.

Вытягиваю руку, смотрю на собственную ладонь. Узловатые худые пальцы, светлая кожа. Никакого тумана — не здесь, не в этом мире. Сжимаю пальцы, разжимаю, наблюдая, как перекатываются под кожей мышцы.

Это я… настоящий? Или лишь мимикрия под чуждую мне реальность?

Когда-то я знал ответ. Думаю, что знал.

Поднимаю руку и накидываю на голову глубокий капюшон плаща, скрывая лицо.

Это излишне, потому что на мне маска.

С внутренней стороны она теплая, точно живая. Касается лица нежно, знакомо. Она всегда на мне, когда я прихожу в этот мир.

Смотрю вперед сквозь узкие прорези. С той стороны глазницы словно пустые, зашиты нитями веки, рот крест-накрест стянут крупными стежками. Кожа — как мел белая.

Маска кажется живой, возможно, она и есть живая. Под ней — мое лицо. Лицо, которое я не помню. Не знаю, как выгляжу, не знаю, есть ли оно там на самом деле, под ужасающей личиной. Или, сдернув маску, можно увидеть лишь клубящийся языками черного пламени туман.

Душа девочки — худая прямая фигурка, стоит над своим телом и смотрит, как отец, сложив ладони в кулаки, бьет по ее грудной клетке. Хрупкое тело подбрасывает, руки безвольно падают на траву. Слезы текут по покрытому каплями озерной воды лицу мужчины. Кричит что-то, зовет, рот кривится, зияя черным провалом.

Горе не украшает. Знаю это — видел слишком много страданий и печали.

Девочка чувствует мое приближение, вероятно, слышит шаги, или ощущает что-то вокруг, почти неуловимое изменение в воздухе. Что-то, что заставляет ее оглядеться в спешке и изумленно застыть, не в силах отвести влажный взгляд.

Не отличима от себя, лежащей неподвижно на холодной земле, разве что волосы ее сухи — того и гляди взметнутся надо лбом, подхваченные ветром.

Только, в отличии от меня, души не способны чувствовать тепло или холод, а ветер не замечает их, проносясь мимо.

Темные глаза широко распахиваются, с опаской разглядывают мое лицо, пытаясь заглянуть под капюшон.

Бледнеет тонкая кожа щек, губы потрескавшиеся, обкусанные, кончик языка быстро скользит от одного уголка рта до другого — испуг выглядит реальным, когда девочка шарахается в сторону, рассматривая в деталях маску Смерти на моем лице.

Неизменно одно и то же.

Души ищут, пытаются понять. Найти в моем облике что-то способное объяснить, дать ответы.

Но это невозможно. Я существую не для того, чтобы разъяснять придуманные не мною истинные законы бытия.

Повторяющие свой земной облик, лишенные ран и увечий, болезней и боли, души всегда просят меня о чем-то, кричат и восклицают. Их умоляющие голоса доносятся эхом.