За грибным царем - страница 29

С любым собеседником Николай Иванович на «вы» и по имени-отчеству. И вообще, любит говорить вежливо.

- Вы, Владимир Иванович, не согласитесь ли помочь сельскому хозяйству? Очень, как говорится, нужна ваша поддержка.

Ну как откажешь такому председателю?

- А бороду-то сбрей, Николай Иванович, - говорю по дороге к автомобилю. - Хорошая борода, но заставят ведь в райкоме, только нервы потратишь.

Я по опыту знал, что при каждой встрече с высшим руководством Николая Ивановича будут спрашивать прежде всего не о делах, а о бороде: мол, почему завел и когда сбреет. А то и просто прикажут сбрить, объяснив кратко: «Нельзя».

Почему это так повелось - неясно. Бороды в России носили и носят глубоко уважаемые и полезные для общества люди, но вот на районном уровне борода - символ то ли неправильного направления мыслей, то ли непослушания…

…Глаза его холоднеют: упрямство неведенья!

- Меня дело делать поставили, а борода делу не помеха. Правильно я рассуждаю, Владимир Иванович?

Правильно-то правильно, но через месяц я видел его уже без бороды, хотя это пока не существенно.

Помощь нужна была на хлебном поле, куда он нас и доставил на грузовике. Всю страду того лета поливали дожди, и вот неподобранные валки пшеницы начали кое-где прорастать. А проросший хлеб, он ведь только на водку годен. Председатель решил собрать все малолетнее и пенсионное население Елшанки и перевернуть валки к солнцу хотя бы в самых мокрых, низинных местах. Он верно понимал, что голой агитацией пенсионных сельчан не поднять - мало ли у них забот по подворью. А вот если сказать, мол, как не стыдно, даже городские вышли на помощь, а вы, которые цену хлебу знаете… Люди ведь как рассуждают: проворонили в колхозе солнечные денечки, когда можно было пшеницу напрямую брать, пусть вот теперь сами и пурхаются.

Агитация с нашим участием подействовала. Бабки с городскими своими внучатами, как горох, высыпали в поле, и до обеда мы ворочали тяжкие от зерна и влаги валки. Как ожила вдруг нива цветами платьев, возгласами! Общая работа весело разбередила всех; нечастая на сегодняшний день картина…

Уж не знаю, насколько мы помогли колхозу, лично мне было интересно, что елшанский председатель сельсовета хоть что-то предпринял для погибающего в валках хлеба, а председатель колхоза не предпринял ничего. Вообще я часто встречал председателей сельсовета, занятых перенаименованием улиц и даже населенных пунктов, многолетней и бесполезной перепиской об устройстве водопровода, уговариванием тех же пенсионеров, чтобы не ходили слишком высоко жаловаться на нехватку дров, и так далее. Этот же находил где-то бульдозер и поднимал улицы до уровня грейдера, убеждал соседей-геологов в качестве шефской помощи прокопать траншеи для водопроводных труб, собрал из частей, выброшенных в разных местах, неплохой тракторишко, и пенсионерам вздохнулось: это же не лопатой огороды пахать. И везде - сам. Я видел его и за рычагами бульдозера, и за починкой трактора… Может, это и устаревший стиль работы для такого ответственного лица, как председатель сельского Совета, но вот в Елшанке людям этот стиль очень нравился.

Однако что ж мы про грибы-то забыли? Надо вернуться.

- А я вам сюрприз приготовил, - сказал Николай Иванович после работы. - Поехали, а то они вас там заждались.

На своем залатанном «газике» он привез нас к восточному краю Ямантау. Неподалеку журчала речка Купля, сестренка Елшанки. Гора сплошь поросла кленовником, а по краю могучими купами росли старые березы. В легких сумерках они казались мудрыми и красивыми в молодости старухами. Под эти березы и направил нас хозяйский жест Николая Ивановича.

Это были грибы! Замечательный желтый приболотник (у нас его называют как на язык попадется, но чаще - желтой сыроежкой) рос семьями, полусотенными семьями! Возле каждой березы торчало по три, по пять подберезовиков и похожих на них польских грибов, были и еще какие-то.

Вздыхая и сопя, мы косили грибы ножами под кровожадные вскрикивания:

- Вырезай эту семью!

Однако потихоньку азарт угасал. Правда, Николай Иванович еще раз сумел поразить и потрясти нас.