За Храмовой стеной. Книга Памяти - страница 7

Они первыми проявили свое гражданское мужество и указали власти ее истинное место и ее роль в государственно-общественном устройстве: охранять общество от всего безумного, плохого и дурного, что вредит национальным интересам.

Они до конца жизни не уставали повторять одну и ту же истину: без труда праведного и созидательного, основанного на нравственном законе, никогда не возродить могущество России и не обеспечить процветание ее народа.

Здесь мне хочется подчеркнуть одно обстоятельство: Зиновьев, уйдя из жизни, оставил после себя множество учеников и последователей в области социологии и философии, создал свою научную школу; Солженицын же – никого, ни в области литературы и публицистики, ни в сфере истории философии и высшей социологии.

В последние годы жизни в Александре Исаевиче мало чего осталось от того прежнего крепкого «теленка», который некогда бодался с дубом. Сказывался многолетний результат нездоровых обстоятельств, противоестественного положения, в котором он находился, как писатель. Одновременно с этим в нем крепло убеждение в несокрушимости новой власти, возникшей на развалинах советской империи.

Когда у него в беседе со мной зашла речь о русской национальной идее, о единении русских, он впал в крайнее возбуждение и часто повторял как заклинание одно и то же: «Анатолий Геннадьевич, Вы помните слова из одной песни эпохи застоя? «У советской власти сила велика…». Так вот, у нынешней власти эта сила крепче во сто крат прежней. У нынешней российской власти установился тесный союз с Западом, общий бизнес и общий взгляд на судьбу России.

Наши чиновники убьют русскую идею сразу же в зародыше, они не допустят единения русских, им чужды национальные интересы россиян. Это одно, а другое – я не вижу сегодня на политическом горизонте ни одного стоящего национального лидера и стойкого оппозиционера. Сразу же скажу: всякие попытки объединить русских в крепкое национальное ядро обречены на провал. Любое национальное общественное движение будет так или иначе ошельмовано, дискредитировано или грубо куплено властью. С ним нынешние демократы поступят так же, как недавно они поступили с «Конгрессом русских общин» генерала Лебедя. Они купили его, оставив русских патриотов в дураках».

Надо признать, что общаться с Александром Исаевичем простому человеку было непросто, ибо от всемирно известного собеседника веяло вселенским холодом и величием небожителя. Слава испортила его: простой и общительный прежде, он стал надменным и недосягаемым.

Солженицын не терпел возражений, даже весьма осторожной и корректной критики, в свой адрес. В таких случаях он быстро раздражался, сердился, хмырился. Недаром, некоторые весьма авторитетные люди, которые отбывали с ним свой срок в лагере, рассказывали, что у зэка Солженицына была кличка «Хмырь», что был он там гневливым, нелюдимым и скрытным человеком.

В условиях перманентной неволи тем более трудно стать «властителем дум» и Учителем нравственности в своем Отечестве, на роль которых он, несомненно, претендовал.

По существу, у Солженицына не было своего учения, кроме знаменитого призыва к россиянам «жить не по лжи» и утопического в условиях бандитского капитализма проекта «Как нам обустроить Россию».

В этой социальной программе он, пренебрегая катастрофическим состоянием русского народа, советовал властям вторично колонизировать малолюдные территории Сибири за счет массового переселения русских из обжитой ими европейской части России.

Многие общественные деятели и ученые, писатели, политики приняли этот проект Солженицына в штыки и назвали его антирусским, а его автора объявили «двуликим Янусом», который, будучи православным русофилом, льет воду на мельницу либералов-интернационалистов

Например, представители Русской зарубежной православной церкви безуспешно пытались выяснить истинную мировоззренческую и политическую ориентацию Александра Исаевича: «Его сразу не поймешь. Не то он раскольник Аввакум, не то апологет неохристианства, масон. Солженицын-христианин и смирение – вещи несовместимые». В кругу творческой ортодоксальной советской интеллигенции Александр Исаевич характеризовался как «загадочная, одержимая тщеславием и непомерной гордыней, злопамятная и всех презирающая личность, в психологии которой проявляется невероятное самомнение, подобное непогрешимости Папы Римского» (А. Г. Смирнов).