За Маркса - страница 38

Декабрь 1960 г.

Посвящается Маргарите и Ги

В опубликованной некоторое время назад статье, посвященной молодому Марксу, я обратил внимание на двусмысленность понятия «переворачивания Гегеля». Мне представлялось, что если понимать это выражение в строгом смысле, то оно вполне подходит для описания мысли Фейербаха, который действительно «вновь ставит спекулятивную философию на ноги», — но лишь для того, чтобы извлечь из нее, в силу некой неумолимой логики, не что иное, как идеалистическую антропологию; и что оно не может применяться к Марксу, по крайней мере, к Марксу, вышедшему за пределы своей «антропологической» фазы развития.

Теперь я бы хотел сделать еще один шаг и выдвинуть тезис, что в известной фразе «У Гегеля диалектика стоит на голове. Надо перевернуть ее, чтобы вскрыть под мистической оболочкой рациональное зерно»[40] выражение «перевернуть» носит характер указания или даже метафоры и что оно создает не меньше проблем, чем разрешает.

Как, в самом деле, следует его понимать в применении к данному конкретному случаю? Речь здесь идет уже не о «переворачивании» Гегеля, т. е. о переворачивании спекулятивной философии как таковой. Благодаря «Немецкой идеологии» мы знаем, что эта операция лишена всякого смысла. Тому, кто стремится всего лишь перевернуть спекулятивную философию (для того чтобы извлечь из нее, например, материализм), придется вечно играть роль Прудона философии, роль ее бессознательного пленника, подобно тому как Прудон всегда оставался пленником буржуазной экономии. Теперь речь идет только о диалектике. Но когда Маркс пишет, что нужно «найти рациональное зерно в мистической оболочке спекулятивной философии», мы можем подумать, что рациональное зерно — это сама диалектика, а мистическая оболочка — спекулятивная философия… Именно это говорит Энгельс, когда он, используя освященные традицией понятия, различает метод и систему[41]. Итак, мы отбрасываем оболочку, т. е. мистическое облачение (спекулятивную философию), чтобы сохранить ценное зерно: диалектику. Между тем в той же самой фразе Маркс говорит, что вылущивание зерна и переворачивание диалектики — одно и то же. Но как такое извлечение зерна может быть переворачиванием? Другими словами, что же оказывается «перевернутым» благодаря этому извлечению рационального зерна?

Рассмотрим этот вопрос подробнее. Извлеченная из идеалистической оболочки диалектика становится «прямой противоположностью гегелевской диалектики». Значит ли это, что теперь она имеет дело уже не с перевернутым и сублимированным миром Гегеля, но применяется Марксом к реальному миру? Именно в этом смысле нужно понимать утверждение, что Гегель был первым, кто «во всеобъемлющей и сознательной форме изложил всеобщие формы диалектического движения». Поэтому следует позаимствовать у него диалектику, чтобы применить ее в исследовании жизни, а не Идеи. Тогда «переворачивание» было бы переворачиванием направления диалектического исследования. Но такое переворачивание направления оставило бы саму диалектику неизменной.

Между тем в упомянутой статье я, взяв в качестве примера развитие молодого Маркса, утверждал, что, строго говоря, заимствование диалектики в той форме, в которой она существует у Гегеля, не может не породить опасных двусмысленностей, поскольку возможность того, чтобы диалектика была заключена в системе Гегеля как зерно в оболочке, исключается самим принципом марксистской интерпретации любого идеологического феномена[42].

Действительно, невозможно думать, что гегелевская идеология не исказила саму сущность диалектики Гегеля, точнее говоря (поскольку такое «искажение» предполагает фикцию чистой диалектики, существующей до своего «искажения»), что простая операция «извлечения» каким — то чудом могла бы превратить гегелевскую диалектику в марксистскую.

Читая стремительные строки «Послесловия», можно заметить, что сам Маркс вполне осознавал эту трудность; нагромождение метафор, в особенности единственная в своем роде встреча «извлечения» и «переворачивания» несут в себе больше содержания, чем буквальный смысл Марксова текста; больше того, в других пассажах, чаще всего исчезающих в переводе Руа, это содержание проявляется со всей ясностью.