За окнами сентябрь - страница 10

стр.

Все помыслы и чаяния она сосредоточила на работе, и это принесло плоды — к ней пришло профессиональное умение, ее стали называть мастером.

Павел наконец защитил диссертацию. В доме появился достаток. Дети росли здоровыми, ухоженными, но у них стали возникать более сложные проблемы, чем несправедливая двойка или потерянные фантики. Петька становился нахалом. На ежедневный вопрос Веры: «Что было в школе?» — небрежно отвечал: «В поряде (тогда еще не было всеобъемлющего «нормально»), два «пятака» получил», а на одобрительное восклицание матери пожимал плечами: а что особенного? Если язык подвешен — всегда наболтать можно. Взяв дневник, Вера почти всегда натыкалась на замечания, чаще всего они гласили: «Смешил класс — мешал вести урок».

— Как тебе не стыдно паясничать? — сердилась мать. — Клоун!

— Клоун тоже артист. Значит, в тебя пошел, — лицемерно вздыхал сын.

У Тани появился отсутствующий взгляд, и однажды она, таинственно прошептав: «Ма, нужно поговорить…», потащила Веру в ванную — единственное место, где можно было запереться от вездесущего Петьки, но Петька тут же ввел мать в курс дела, пронзительно завизжав под дверью:

— А я знаю! А я знаю! За ней Борька Ляхов бегает!

Таня, открыв все краны, чтобы заглушить брата, под шум воды трагически вопросила:

— Ма, что такое любовь?

Вера растерялась и попробовала отшутиться:

— Бернард Шоу сказал, что любовь — грубое преувеличение различия между одним человеком и остальными.

— Это очень серьезно, — заявила дочь, не приняв шутки.

— Фу, какие глупости! — досадуя на свою беспомощность, воскликнула Вера. — Серьезно? Тебе четырнадцать лет…

— Ну и что же? — не сдавалась Таня. — Сколько в литературе примеров…

— Ну-ну! — поощрила ее мать. — Ты мне про Джульетту расскажи, а то я еще не слыхала.

— А что отвечать, если пишут, что любят тебя?

Множественное число рассмешило Веру, и она, фыркнув, ответила:

— Каждому, кто пишет, ответь отдельно: дурак.

Тут пушечно ударил в дверь Петька, заорав:

— Мамынька, к телефону! Срочно! Немедленно!

Вера побежала, крайне недовольная собой, — не так надо было говорить с Танькой, а когда через несколько дней она попыталась возобновить разговор, Таня отмахнулась:

— А! Муть!

Во все это следовало бы поглубже вникнуть, но где взять время?


Она поднимается первой в доме. В семь утра, схватив халатик, бежит на цыпочках в кухню. За ней, неслышно ступая мягкими лапами, спешит здоровенный сибирский кот Фугас. Задрав роскошный хвост, выгибая спину и мурлыча, он трется об ноги. Прежде всего надо накормить его. Положив коту рыбы и налив молока, Вера делает гимнастику, умывается, причесывается и приступает к утренним делам: поставив вариться мясо к обеду, она начинает готовить завтрак — сегодня гречневую кашу. Одновременно чистит картошку, овощи, кипятит молоко, накрывает на стол. Без четверти восемь она будит детей. Таня поднимается легко, а Петька вставать не желает. Он обнимает Веру и сонно-ласково журчит:

— Мамынька, посиди со мной…

Очень жалко вытаскивать его из теплой постели, но Вера непреклонна. Тогда Петька заявляет, что первого урока не будет — учительница, наверно, заболела. Вера стаскивает одеяло, и Петька цепляется за последний козырь — начинает натужно кашлять: «Я простудился!» Не обращая внимания, Вера тащит его в ванную. Оставить его одного там нельзя — вымоет кончик носа. Петька тянет время: рассматривает мыло, открыв кран, зажимает его пальцем — во все стороны летят брызги. Не выдержав, Вера моет его сама. Является Таня, опутанная волосами, и сердито бурчит:

— Ма, я остригусь. Не могу больше с ними! — У нее толстая длинная коса — ее гордость.

— Утром будем стричь, а вечером — отпускать? — смеется Вера и, бросив Петьке полотенце, заплетает ей косу, завязывает бант.

Пока дети едят, она делает им бутерброды в школу, выясняет, сколько у кого уроков, договаривается с ними: Петьке можно погулять в садике, пока Таня не кончит, Тане зайти за ним и по дороге купить круглый хлеб и два батона — деньги и мешок у нее в портфеле. К трем быть дома как из пушки!

Дети одеваются в передней, Петька протестует против шарфа, не дает застегнуть верхнюю пуговицу: «Ты меня душишь!..» Наконец дверь захлопывается. Вера бежит в эркер и через боковое окно смотрит, как дети выходят из подъезда. Видит она всегда одно и то же: Таня пытается взять брата за руку, он вырывается, дает задний ход, она хватает его за воротник, тащит, тогда он милостиво протягивает руку, и они мирно удаляются.