За правое дело - страница 11

— Конечно, сбегаю, мама. Это ведь совсем недалеко… и не страшно.

Степанида только сейчас прислушалась к новым, по-господски лощенным ответам сына, понятливо усмехнулась:

— Сбегай, сынок. Да далече-то не ходи, не ровен час… Видал, в городе что творится. После когда к своей Верочке сходишь…

— Вот еще! Выдумаете тоже, мама…

— Вижу, чего думать-то. И говорить складно стал, и на праздник будто какой торопишься…

Голова Дениса застряла в вороте чистой рубахи, и краска стыда мгновенно залила его скуластое лицо. Зачем она, мать, срамит его Верочкой, когда он сам твердо решил больше не ходить к Стронским? Разве он не понимает, что буржуйская девчонка ему не ровня, что ее отец и брат — враги революции, а значит, и всех рабочих…

— Зачем вы, маманя, говорите такое? Да я сроду к ним не пойду! Больно надо мне с контрой связываться! И сумку не понесу! Пускай сама за ней бегает!..

— Эка! — всплеснула руками мать…

— Гадюки они, гадюки, вот кто!..

Огромные глаза матери удивленно уставились на Дениса.

— Дурашка ты моя, хошь и кормилец. Какая же она контра, а ишо… ой, слово-то какое!.. И отец не супротив ей — ребенок она, хошь и господский, а все дитя. И дружи с ней, коли не гонят, и спасибочко ей передай наше… и Марфе ее… Я ведь к тому только, сынуля, что не теперь к ней в гости ходить, после, может. Пуля — она не смотрит, куда летит… Ох, господи, чего ж это я тебе, сынок, такое больное сделала? Да и польза тебе от Верочки — вона как баять стал складно, — книжки дала, читать будешь… Прости, сынок, ежели что неладно я… Ну, ступай к дяде Илье. Да сторонкой иди, сторонкой…

В доме кузнеца Басова, как и следовало ожидать, Денис не застал дяди Ильи. И было такое же тревожное напряжение, как и в бараке. Жена кузнеца, под стать богатырю-мужу, рослая ширококостная женщина, даже поторопила Дениса:

— Наше дело опасное, могут и к нам быть всякие — мало ли у дяди Ильи врагов, — не след тебе у нас оставаться. Ступай-ка, милый, домой.

И Денис ушел. Но не домой, а побрел вдоль пустынной, словно бы вымершей, грязной улицы, сворачивая с нее то вправо, то влево, обходя одинокие, без дворов, домики, превращенные в свалки пустыри и овражки. И не было желания ни возвращаться домой, ни повернуть к центру города, откуда нет-нет да и доносились еще редкие ружейные выстрелы. В голове неотвязно вилась одна мысль — о Верочке.

На что ему далась эта гимназистка? Просто пожалел, домой свел — ведь девчонка же! Опять же узнать хотел, какие они, господские: о чем думают, как живут… Будто в чужой мир заглянул, о котором по книжкам знал только. А что увидел? Кухню? Как едят сытно? Как на кухарок ругаются? На революцию?..

Но другой, ласковый голос шептал ему: «Какая же она контра?.. И отец не супротив ей — ребенок она… И спасибочко ей передай наше… и Марфе…» И то правда: глупенькая она еще… совсем дите, хоть и двенадцать. Ругается, а все ж добрая. Другая, может, и на кухню бы не пустила… Нешто за добро худом платят?

Знакомая каменная ограда привлекла внимание Дениса. У этой ограды он стоял, глядя на революцию, а потом впервые увидел Верочку. И тогда было также пусто на улицах, только дул сильный ветер. А они одни, совсем одни на всей улице, шли рядом, как давно знакомые, как брат и сестра, и Верочка рассказывала ему о своей гимназии, строгих и добрых учителях и почему-то ужасно вредной француженке. Она даже передразнивала ее и, гнусавя, говорила чудные французские слова. И вместе смеялись. И еще называла себя ужасной трусихой…

Денис прислушался: далеко, в стороне центра, снова прозвучал одинокий выстрел, будто кто-то щелкнул бичом. И все стихло.

…А потом они свернули в этот проулок, и он, Денис, переносил ее через лужи. И ему совсем не было тяжело. А даже весело, потому что Верочка каждый раз пугалась… И все говорила: «Мерси… Благодарю вас…» Смешно!

Денис не заметил, как миновал еще проулок и очутился на большой и широкой улице, на которой стоял дом Стронских. Он понял это, когда у забора увидел уже знакомую ему старуху нищенку. Конечно, она не узнала Дениса, только молча глянула на него и, не надеясь на подаяние, опустила закутанную в лохмотья голову. Денис прошел мимо, но вдруг что-то толкнуло его: вернулся, зубами развязал тугой узел и высыпал из кулька старушке весь харч, что предназначался отцу. На этот раз он сделал это не ради Верочки — ее не было рядом, — но помня ее радостную и благодарную улыбку, ее восторженный шепот: «Как это благородно с вашей стороны! Какой вы действительно добрый!»