За пределами ведомых нам полей - страница 14

стр.

) сменяется чудовищным остроумием сэра Динадана Шутника (за пиршественным столом: «– Сэр Галахальт, я могу уподобить вас волку, ибо волк не ест рыбы, а только мясо. – И Высокородный Принц посмеялся его словам». Неудивительно, что янки в конце концов повесил Динадана). И редко-редко прорывается голос самого автора:

«…В наши дни люди и недели не могут любить, чтобы не удовлетворить всех своих желаний. Такая любовь недолга, и это понятно: когда так скоро и поспешно наступает согласие, столь же скоро приходит и охлаждение. Именно такова любовь в наши дни: скоро вспыхивает, скоро и гаснет. Нет в ней постоянства. Но не такой была старая любовь. Мужчины и женщины могли любить друг друга семь лет кряду, и не было промеж ними плотской страсти; а это и есть любовь, истинная и верная. Вот такой и была любовь во времена короля Артура».

«Я же прошу вас, всех джентльменов и дам, кто прочтет эту книгу об Артуре и о его рыцарях от начала и до конца, молитесь за меня, покуда я еще жив, дабы Господь ниспослал мне освобождение. А когда я умру, то прошу вас, молитесь все за мою душу».

Как сказал Иосиф Бродский, –

зубы, устав от чечетки стужи,

не стучат от страха. И голос Музы

звучит как сдержанный, частный голос.

Сдержанный, частный голос.

Мэлори умер примерно через тысячу лет после рождения Артура. Может быть, даже год в год. Его труд – итог сотен лет кристаллизации легенды, но в то же время – основа для всего, что придет. В своем роде, «Книга Былого и Грядущего». Возможно, современный литературовед и прав, когда говорит, что Ланселот «Смерти Артура» – первый в новой европейской литературе персонаж, показанный изнутри; возможно, и не прав. Не в этом суть. А суть в том, что любой герой, любой поворот сюжета может быть наполнен десятками значений и смыслов. Мэлори, как добросовестный исследователь, собрал все факты по делу; теперь черед за интерпретацией. Кретьен и Вольфрам создавали произведения в своем праве, цельные и законченные. Что к ним добавить? Как переиначить? Ничего и никак, разве что написать вагнеровскую оперу или оккультный трактат. Мэлори же создал по-настоящему открытую книгу: всеобъемлющую, – чтобы каждый нашел в ней что-то своё; в меру психологичную – чтобы главных героев нельзя было перепутать друг с другом; и, если можно так сказать, полую – чтобы из века в век шло приращение смыслов, наполнение исходной матрицы.

Думал ли сэр Томас об этом? Нет, конечно. Да, видимо, и не единую книгу он писал, а восемь связанных между собой романов. Итог получился не только цельным, но и наделенным невероятной витальностью, порождающей силой. Многажды упомянутый мною Т. Х. Уайт в последних томах своей тетралогии «Король Былого и Грядущего» буквально ни на шаг не отходит от фабулы «Смерти Артура» и – всего лишь! – проясняет мысли и чувства героев. Мы знаем, что Ланселот-чудотворец заплакал – но почему? Объяснение Уайта настолько безукоризненно, что впору задуматься, а не имел ли Мэлори в виду именно это: «Чудо состояло в том, что ему дозволено было сотворить чудо». Ему – грешнику, прелюбодею, предавшему Артура, своего лучшего друга. Человеку, который, несмотря ни на что, всю жизнь искал Бога. Всё это есть у Мэлори, только прочти!

А книга Мэлори до сих пор читается, и читается с интересом. Она даже почти не нуждается в «переводе» на наш способ мышления. Главное – войти с ней в резонанс, поймать ритм. Разглядеть за убаюкивающими строками людей, будь то Паламид-сарацин, безнадежно влюбленный в Изольду, или Мальдизанта Злоязычная, которая глумится над рыцарем Худой Одежкой, чтобы отвратить его от смертельно опасного приключения, – не говорю уж о центральных героях. Повесть о Граале, с ее нарочитым аллегоризмом, принадлежит к худшим страницам «Смерти Артура» (хотя этический кодекс, извлеченный из нее тем же Уайтом, весьма любопытен), а вот последние части, посвященные главным образом Ланселоту и Гвиневере, по своей строгой четкости и трагизму имеют мало соперников в средневековой литературе. Да пожалуй, что и в позднейшей прозе. Но черный свет последних страниц производит такое сильное впечатление не в последнюю очередь благодаря контрасту с пышным многоцветьем первых частей – хотя и там встречаются зловещие предвестья: чего стоит одна только глава, в которой Артур, как новый Ирод, приказывает утопить всех младенцев, чтобы уничтожить с ними и Мордреда.