За пределами ведомых нам полей - страница 8

.

Еще нет утопии Логрии, но сообщается, что Артур «отличался неслыханной доблестью и такой же щедростью».

Ни слова не говорит Гальфрид о грядущем возвращении короля, – но Монмут первым записал то, что передавали из уст в уста многие века: «[При Камлане] смертельную рану получил и сам прославленный король Артур, который, будучи переправлен для лечения на остров Аваллона, оставил после себя корону Британии Константину, своему родичу… Случилось же это в 542-м году от воплощения Господа» (вот и противоречие с датировкой «Анналов Камбрии» – одно из многих противоречий в истории артурианы).

Какой представлялась Британия Гальфриду? Островом, на котором король празднует Троицу и сражается с «неким великаном предивных размеров»; где из осушенного озера «вышли внезапно два дракона, один белый, а второй – красный»; где равно удивительны (или обычны?) морской еж и зловредные демоны, коими полон простор под луной…

Пожалуй, за эти широко открытые, вечно удивленные глаза да за ученость, которая еще не догадывается о своей напыщенной наивности – Гальфриду многое прощается.

Постоянные ссылки автора «Истории» на несуществующий текст, некую «книгу на языке бриттов», которая-де и послужила для него главным источником сведений, стали началом долгой и яркой традиции: вспомним хотя бы «Французскую Книгу» Мэлори, да и «Алую Книгу Западного Края» Толкина (Дж. Р. Р. недолюбливал Гальфрида, но, тем не менее, с удовольствием продолжил его игру в легендарную Британию – смотри повесть «Фермер Джайлс из Хэма»).

Конечно же, «История бриттов» возникла не на пустом месте (современником и предшественником Гальфрида был Уильям Малмсберийский[1]), и политический заказ на артуровские хроники имел место. Но можно, почти не преувеличивая, сказать, что труд Гальфрида оказался той книгой, которую люди XII века ждали, сами о том не догадываясь. Популярность «Истории» была невероятной. А если учесть ее эпический размах и мощное влияние, то ближайшими аналогиями будут только «Смерть Артура» и «Властелин Колец».

Уже в XII веке «История», переведенная на валлийский язык, возвращается на родину Артура «бумерангом», как сказал современный исследователь. И удар этого бумеранга был силен. Картина, запечатленная Гальфридом, столкнулась с легендами, которыми в Уэльсе «бредят и до сего дня» (Уильям Малмсберийский) – итогом встречи стал «Мабиногион», прославленный сборник легенд.

Понятно, что предания, вошедшие в него или к нему примыкающие, по своему происхождению намного древнее книги Гальфрида, а некоторые даже приобрели окончательную форму на два века раньше.

Читать «Мабиногион» – занятие столь же увлекательное, сколь головокружительное. Древний, архаичный, страшный мир. Чужой. Мир, где привратник «ходит на голове, чтоб не повредить себе ноги, и уподобляется катящемуся камню». Где человек, которого не пускают ко двору Артура, поет «три песни позора», лишающие женщин способности к деторождению. Где перечни имен бесконечны и звучат, как заклятия («Помоги мне добыть Олвен, дочь Исбаддадена, Повелителя Великанов». – И об этом он попросил также Кая, и Бедуира, и Грейдаула Галлдофидда, и Гуитира, сына Грейдаула, и Грейта, сына Эли, и Киндделика Кифарвидда, и Татала Твилла Голеу, и Мэлвиса, сына Бедана, и Книхора, сына Hеса, и Куберта, сына Даэре, и Перкоса, сына Пэха, и Ллувера Бейтнаха, и Корвила Берфаха, и Гвина, сына Hудда…» – и еще 135 строк имен и причудливых характеристик героев).

В мире этом живет воин, чьи волосы торчат, как рога оленя; и другой, который, «когда господин посылал его с поручением, никогда не выбирал дороги, а шагал прямо по верхушкам деревьев или по вершинам холмов, и трава не гнулась под его ногами из-за его легкости»; и третий, Тейти Хен, сын Гвинхана, «чьи владения поглотило море, и он сам с трудом спасся, после этого он пришел к Артуру и принес с собой чудесный нож, который, с тех пор как он появился там, ни минуты не оставался на месте; от этого Тейти Хен стал чахнуть, а потом и умер»; четвертый, который «все время просил есть и был одним из трех бедствий Корнуолла и Девона, ибо на лице его не появлялось улыбки, покуда он не насыщался»