За пригоршню чар - страница 25
Я суетливо запихнула духи в специальный мешочек и бросила его в кармашек косметички.
— Я уеду всего на неделю, максимум на две. И я не ее наследница.
— Но ты ее друг. И это для нее сейчас важнее всего прочего.
Скрестив руки, я прислонилась спиной к комоду.
— Я не отвечаю за нее, у меня своя жизнь есть, — возразила я. — Мы только за квартиру вместе платим, блин, мы не женаты!
В неярком свете моей настольной лампы глаза Кистена казались черными, брови беспокойно нахмурены.
— Ты с ней каждый день кофе пьешь, когда она просыпается. Каждый раз, когда она задергивает шторы перед сном, ты спишь в комнате через коридор. Может, для тебя это ничто, а для нее — все. Ты ее первый настоящий друг за… Черт, больше чем за десять лет.
У нее ты есть, — сказала я. — Да, а Стриж как же?
Ты единственный ее друг, который не хочет ее крови, — с грустью в глазах поправил он. — Это другое.
Ой, ладно, — сказала я, доставая мою непарную теперь любимую сережку и не зная, что с ней делать. Я в расстройстве ее отбросила. — Айви насчет моего отъезда ни слова не сказала.
Рэйчел… — Он встал и обнял меня за локти. Теплые пальцы чуть сжимались и снова отпускали. Из гостиной то громче, то тише звучал джаз. — Она и не скажет.
Я в отчаянии отвернулась.
Я в жизни не говорила ей, что буду для нее чем-то большим, чем сейчас. Мы вместе не спим, не обмениваемся кровью, ничего такого! Я не ее собственность, и не мое дело держать ее на плаву. Почему я обязана этим заниматься, в конце концов? Ты с ней знаком дольше, чем я.
Я знаю ее прошлое, а ты — нет. Она льнет к тебе потому, что ты не знаешь, какой она была. — Он нерешительно вздохнул. — Это некрасивая история, Рэйчел. Пискари превратил ее в неистовую развратницу, не отделяющую жажды крови от любви или вожделения. Она выжила, превратившись в существо, ненавистное ей самой, самоизнасиловалась, пытаясь угодить всем, кого, как ей казалось, она любит.
Я не хотела его слушать, но он меня не отпустил, когда я дернулась уйти.
— Сейчас ей легче, — продолжил он, взглядом умоляя меня не уходить. — Она долго боролась с привычкой подчиняться и еще дольше — с ненавистью к себе. Я не видел, чтобы она была счастливей, чем сейчас, и хочешь ты того или нет, а это твоя заслуга. Она любит Стрижа, но Стриж — напоминание о прошлой Айви. И вот она приехала, а ты уезжаешь…
Я застыла, стиснув зубы. Мне это все не нравилось ужасно.
— Я Айви не нянька, — сказала я, чувствуя жжение в кишках. — Я на это не подписывалась, Кистен!
Он только улыбнулся — грустно и понимающе. Мне нравилась Айви, я ее любила, уважала и хотела бы обладать хоть половиной ее силы воли — но я не хотела, чтобы кто-то настолько от меня зависел. Господи, да я сама о себе редко могу позаботиться, не то что о сильном вампире, подвергшемся моральным пыткам.
Она не попросит от тебя больше, чем ты можешь дать, — сказал Кистен. — Особенно, если ей это будет нужно. Но ты к ней переехала, и больше того, не ушла, когда ваши отношения стали развиваться дальше.
Что?!
Я попыталась высвободиться, он не пустил, я рванулась и отлетела шага на два.
В глазах Кистена появился упрек:
Она тебя просила стать ее наследницей.
А я отказалась!
Но ты ее простила за попытку тебя принудить, и простила не задумываясь.
Вот же блин! Он все знает. И что ему за дело?
— Так я же сама на нее напрыгнула во время спарринга и дышала ей в ухо! Я ее спровоцировала, она была не виновата. А еще она боялась, что Пискари меня убьет, если я не стану ее наследницей.
Кистен кивнул. Его спокойствие понемногу умеряло мою злость.
— Игра без выигрыша, — тихо сказал он. — И обе вы сделали что могли, но видишь, в чем проблема: ты все же прыгнула на нее, зная, чем это может кончиться.
Я собралась уже возражать, но передумала и отвернулась.
Я сделала ошибку, но ведь нельзя же было уходить, если вина моя?
Почему нельзя? — спросил он. — Люди сплошь и рядом так и поступают.
Я попыталась проскочить мимо него. Мне надо было отсюда выйти!
— Рэйчел, — сказал он, притягивая меня к себе. — Почему ты не ушла сразу после? Тебя все бы поняли.
Я глубоко вдохнула и выдохнула.
— Потому что она мой друг, — ответила я, не глядя ему в глаза и стараясь говорить негромко — чтобы голос не дрожал. — Вот почему. Нечестно было уходить, потому что вина была моя, и потому что она… на меня рассчитывает.