За сценой - страница 3
И все-таки… все-таки в глубине души Макс ждал неприятностей.
Солнце раскалило площадь и дома вокруг нее, люди двигались медленнее и ошибались чаще. Бригадир вяло поторапливал их, но без особого усердия: они вполне укладывались в график, даже с небольшим запасом. Осталось одеть сцену в тканевую юбку да установить скамейки для зрителей. Техники возятся с аппаратурой, ревниво оберегая ее от посторонних. Важничают, думают, что они одни такие умные. А Макс тоже это все умеет, никаких особых талантов тут не надо.
После обеда из театра явился с инспекцией распорядитель, ну или как там его, вертлявый тип в сиреневой рубашке. Как мотылек над муравейником. Очень сердитый сиреневый мотылек, который с места в карьер принялся раздавать всем указания, как правильно работать. Макс стоял рядом, но даже не делал вид, что слушает, а только жмурился, пытаясь уловить на лице дыхание надвигающегося вечера. Да-да, разумеется, они все сделали не так. Сейчас этот сиреневый тип велит все переделать, потом присмотрится, потом остынет и в конце концов согласится, что в принципе все в порядке.
— Подумаешь, какая важная птица! — неожиданно фыркнул сиреневый.
Макс открыл глаза и оторопело заморгал. Ах это он уже не с бригадиром, это он по телефону.
— Ну и передвинем, что такого? — сиреневый пожал плечами, хотя собеседник в телефоне видеть этого не мог. — Нет, возражать он не будет… Я тебе говорю, что не будет. Он никогда не возражает. Что?.. Ну я сам ему скажу. Да, лично… Нет, он никаких проблем не доставит. Никаких.
По-видимому, слушатели ему были уже не нужны. По крайней мере, бригадира нигде не было видно, так что и Макс потихоньку ускользнул и отправился помогать ребятам со скамейками.
За ограждением прохаживался туда-сюда в радостном оживлении незнакомый парень. Он тоже держал возле уха телефон и что-то бойко тараторил на непонятном языке. Миновав его, Макс невольно оглянулся, сам не понимая, что привлекло его внимание. Парень помолчал, выслушивая собеседника в телефоне, и снова заговорил. Вон что необычно: он довольно щуплый, и вообще на вид совсем мальчишка, а голос рокочет басовито — где только помещается?
Из-за угла, пыхтя как паровоз, вырулил Том с ящиком в руках. Макс успел крикнуть: «Осторожно!», но было поздно. Том с разгона налетел на парня так, что тот чуть не упал, а телефон, описав дугу, приземлился прямо на булыжную мостовую. Парень бросился его подбирать, испуганно бормоча извинения.
— Не разбился? — спросил Том, кивая на телефон.
— А? Да нет, нет, ничего… не беспокойтесь.
Он говорил теперь на немецком, но с сильным акцентом. Макс глянул на телефон в его руках: на экране красовалась вмятина, похожая на паука. Сходство довершала паутинная сетка трещин по всему стеклу.
Это небольшое происшествие привлекло к ним внимание. Сиреневый приложил ко лбу руку козырьком, пригляделся и позвал: «Саша! Вы тут уже? Идите сюда!» И Саша, на ходу пряча телефон в карман, торопливо зашагал к подиуму.
Они невольно проводили его взглядом.
— Итальянец, — сказал Том.
— Да ну, ты что. Поляк вроде.
— Француз, — не сдавался Том. — Они все такие. Попрыгунчики. Ишь ты, еще и в пиджаке.
— Или нет, скорее даже русский.
Том оценивающе прищурился на подиум. Саша внимательно слушал, что ему говорит сиреневый, и неуверенно кивал. Не про него ли было сказано, что не доставит проблем?
Том снова заговорил — кажется, про французов, но Макс вдруг понял, что голос его звучит словно издалека и невозможно разобрать ни единого слова. Солнце над площадью резко потускнело, а затем и вовсе погасло, как будто его поглотила туча… да и не только его, весь мир вокруг подернулся мутной пеленой.
— Ты чего? — Макс почувствовал, что Том дергает его за рукав. — Эй! Ты в порядке? Спина, что ли?
— Что? Да нет… нет. Голову, похоже, напекло.
Макс глубоко вздохнул, поморгал и снова посмотрел на сцену. Саша что-то взволнованно доказывал сиреневому, путая слова и временами переходя на английский. Макс прислушался.
— Но это же нелогично… Хорошо, я могу выступить завтра, но тогда программа совсем странная получается!
— Что же странного? — удивился сиреневый. — У вас ведь… минуту, — он раскрыл папку с бумагами, — «Король Артур»?