За секунду до сумерек - страница 27

Роса высохла. Под довольно жарким уже солнцем стоял запах прелой травы. Припекало, и вокруг летали с металлическим звоном крыльев жуки-прыгунки. Лямка от мешка больно врезалась в кожу плеча, и чувствовалось, что к вспотевшему лбу прилипло, то ли прядь волос, то ли какая-то травинка, кожа в том месте жутко чесалась, но смахнуть это Чию было лень.

Спереди от него шел, раздетый до пояса, загорелый и жилистый Тольнак, солнце играло на медных бляхах его походной сумки. И ведь большая часть пути после привала для них сегодня еще впереди. Чий представил это: темп такой, без возможности нормально поговорить, пот, пыль, жару, он уже устал, а надо будет еще и еще. Наверное, слово лень здесь не подходит, слишком не емкое, страх перед мыслью о предстоящем и нежелание этого касаться, и лень. Это не предел, как кажется, того, на что способен человек, на самом деле, сегодня они пройдут столько же, потом еще столько же, и под конец дня лень, как обычно, пропадет. В первый день ее почти совсем не было, тогда все воспринималось в новинку. Говорят, это проходит, просто с непривычки, потом врабатываешься.

– Проходит… – безнадежно сказал он вслух.

– Что? – к нему обернулся Ушастый.

– Я не тебе.

Он вспомнил, как они выходили в первый день, и улыбнулся, до сих пор стыдно вспоминать: так у них все нелепо получилось, как будто специально так старались. Одно дело – тихо и без огласки, другое – с прятаньями этими детскими, с какой-то суетой ненужной, особенно когда собрались ночью, и выяснилось, что ничего не готово, и началась у них беготня по Деревне. Не по годам такое уже. Он-то сам старался в стороне держаться, но все равно дело общее, значит, и его это коснулось. И как потом рассказывали историю с пришествием на Амбар за Ушастым его отца, «Сынок, мол, потерялся, никто не видел? Поймаю, уши оборву». Чия самого в тот момент не было, потом уже услышал, это была кульминация глупости, и эти балбесы: «Не, мол, не видели». Такой ерундой заниматься можно серьезным и взрослым, какими себя все и считают? И Ушастый теперь мечту свою воплотил, тоже серьезный и взрослый. Кстати, удивил вот он, по- настоящему. Вот, кого он не ожидал увидеть тут, так это его. Идет, старается тоже.

Тольнак остановился и, оглядевшись, сбросил сумку на землю.

– Все, отдыхаем, – он обернулся назад и скрестил руки над головой.

– Сегодня находимся еще.

Чий достал из лежащего мешка бурдюк с водой и повалился на землю, облокотившись о припасы спиной. Он подумал о том, что это, конечно, к лучшему, что Тольнак с ними пошел, его отец, говорят, неплохо знал юго-западные долины, они обычно там и охотились, но во-первых, охотник из него был ненамного лучше того же Шаги, тот тоже в Степь с отцом ходил, и Чий бы предпочел, чтобы с ними пошел кто-нибудь из по-настоящему матерых, хотя бы Холод или Окан, еще лучше Драр, ну, Воль, может. Впрочем, они-то этим заниматься бы как раз и не стали. Они же не «взрослые и серьезные», ночами из Деревни не бегают. Брат бы точно не стал. Ну и, во-вторых, болотная сторона – это не юго-запад, далеко не юго-запад, хотя Тольнак уверяет, что и про эти места много слышал и даже ходил с кем-то чуть ли не до самых марей.

Рядом опустился Краюха, поклажу он оставил сзади. Он лег на землю, закрыл глаза и, широко раскинув руки, утонул в бурой траве.

– Ну, как тебе? – вопрос был провокационный и подразумевал вопрос встречный.

Чий не стал говорить «что именно?», и через некоторое время Краюха уточнил.

– Жарит, сил нет. Сегодня, вроде, особенно. А ты?

Чий усмехнулся.

– Ну, примерно, как и ожидал. А у тебя по-другому, думал, холодно будет?

Краюха его проигнорировал.

– Я бы сейчас поспал лучше, попить дай.

– У тебя же своя есть.

– Да… мне на мешок даже смотреть неохота.

– Ты лучше раньше об этом думал бы, тогда бы никуда не пошел и спал сейчас дома.

– Я что жалуюсь тебе, что ли, вот ты дотошным бываешь, а? У него воды спросишь, а он тебя дураком назовет.

Он протянул бурдюк. Он бы дома спал, и все бы сейчас дома были, никто бы никуда не пошел, и я. Он поймал себя на мысли, что не хочет этого, что если бы все по-настоящему накрылось, то он бы не обрадовался. Значит, действительно увлекся, сначала думал, что может, перегорит быстро, и станет жалеть. Из-за этого и колебался.