За синими горами - страница 7
— Кроме того, что ты, надеюсь, понимаешь, что в моем доме подобное невозможно?
— Лоу тоже казалось, что его покровительства довольно. А в аниарском храме так казалось и тебе.
— Мы, вроде, решили не ворошить прошлое. Что толку ходить по кругу? И мой дом — не храм, здесь я — единственный хозяин, — и столько убежденности было, что «никто и никогда», что захотелось поверить. Очень-очень захотелось. И я поверила. Ну, в самом деле, ведь он же не просто Анхен, он Анхенаридит ир го тэ Ставэ, авэнэ Эльвинерэлла, кто посмеет перечить ему в его собственном доме?
— Что же до сути твоего вопроса, — продолжил меж тем авэнэ, — то недорослей, хотевших твоей лунной крови, оправдывать ни в коей мере не собираюсь. Эти да, хотели лишь насыщения, ничего больше. И потому имена их из того же Лирина потом все же вытрясу и доступ им в Страну Людей еще лет на двести точно закрою, пусть сдержанности учатся. У вас там, знаешь ли, каждый день у кого-нибудь месячные, дня не бывает, чтоб не то, что на курсе — в одной из групп любого курса — ни из одной девы кровь не хлестала. Так что нечего им там расу позорить.
— А Нардан?
— Ну а что Нардан? Его и так уже откуда можно выгнали, по поводу тебя ему и без меня давно все объяснили, от того, что я больнее ударю, лучше до него не дойдет, так что и ворошить?
— Вы близко знакомы? Я так поняла, он работал в Светлогорском университете, вы не могли не пересекаться…
— И выгонял его из этого университета тоже я. Хотя должен был Гоэрэ, конечно. Но тут он «повода не видел». А у нас уже даже анекдоты ходили… Знаешь, есть препараты, стимулирующие преждевременный приход лунной крови. Так вот говорили, будто их создали специально ради Нардана — чтоб ему было удобней экзамены принимать. Поскольку он их только за лунную кровь и ставил: у кого вкуснее, тому и пять, а кого ждать пришлось две недели, тому и три.
— А как же юноши?
— А юноши — старым проверенным способом. Но знаешь, отбоя от желающих быть в его группе все равно не было. Вот только знания у них в итоге были крайне отрывочными, ведь на экзамене ж они не требовались, — усмехнулся, вспоминая, видимо, какие-то подробности той истории. Но углубляться в тему не стал. — И опять же, Ларис, в этом доме никакой Нардан не решит, что мое слово ему не указ. А все остальное — это просто комплименты твоему очарованию, которое даже самых стойких вампиров не оставляет равнодушными. Так к этому и относись.
Потом он целовал, словно доказывая, что и его мое очарование равнодушным не оставило, и даже выцеловал у меня обещание начать встречаться с его друзьями. Хотя бы только формально.
И мы беседовали о погоде с Риньером… О, нет, со светлейшим Риниеритином — на всякий случай я решила не сокращать его имя даже в мыслях, потому что… о погоде, не более. И еще с какими-то светлейшими вампирами… И я даже постаралась принять за комплимент некие весьма сомнительные откровения очередного «друга». И высказывания его подруг на тему «какая-то она у тебя худенькая» или «…бледненькая. А питается хорошо? У меня вот, помню…»
Но вот что делать с тем, что потом они весело проводили время в залихватских постельных танцах? Меня звали, понятно, меня приглашали. Ну а нет — так нет. В конце концов, мне же выдали для забав Фэра…
Фэр приехал, отказываться не стал. И пришлось ему довольствоваться совсем «не вампирской» мной, которая в постель его не тянула, поцелуев не жаждала, а все спрашивала, спрашивала — обо всех, обо всем…
Он отвечал, ему было не жалко. И про Рин, так и не расставшуюся с мечтой покорить однажды прекрасного коэра, и про самого прекрасного, все-таки не вынесшего ее атак и… нет, не сдавшегося, но выгнавшего ее «домой, к родителям», придравшись по какому-то формальному поводу. Про хмурого Лирина, искавшего увеселений на охотах, и про велеречивого профессора, отыскавшего в том склепе какое-то уникальное навершие шаманского жезла, из бронзы, чей состав был абсолютно нехарактерен для данных мест…
— Да что ты все цепляешься к его бронзам? — не выдерживаю я.
— Сам он к ним цепляется, — отмахивается Фэр. — Понятно там все уже с этими склепами и курганами. А меж тем приборы фиксируют следы человеческой деятельности в полутора метрах ниже уровня пола погребальной камеры…