За свободу - страница 51

— Должно быть, он не знает мудрого изречения кардинала Кузы, — сказал, лукаво посмотрев на своего собеседника, Вендель Гиплер. — По-немецки «Как князья пожирают империю, так народ пожрет князей». Так и у нас в Германии. Пусть герцог рискует на этот ход, в выигрыше останутся крестьяне.

Он налил себе вина и крупными глотками осушил кубок. Флориан Гейер сидел в глубоком раздумье. Затем он встал, зашагал взад и вперед по комнате, потом остановился перед гостем и, насупив брови, сказал:

— С нашей стороны действительно было бы изменой делу свободы упустить благоприятную возможность, которую дает нам в руки герцог. Мы не должны препятствовать его выступлению, хотя меня несказанно огорчает, что мы не можем отделить наше святое дело от его нечистой игры.

И он продолжал ходить по комнате.

— Иного выбора нет, — сказал он, остановившись и откинув назад голову. — Так смелей же за дело, направим все силы на борьбу для достижения нашей цели.

— Я преклоняюсь перед вашей решимостью, — отвечал гость. — Победа — в наших руках. Ведь за нас не только крестьяне, в которых новая вера пробудила чувство собственного достоинства и которые не станут больше покорно сносить нужду и рабство. Их сердца горят огнем возмущения. К нам примкнет и бюргерство, особенно же бюргерство имперских вольных городов. Оно тяготится господством патрициата. Ремесла и торговля нуждаются в просторе, чтобы развернуться во всю ширь, и все сословия одинаково страшатся возросшего могущества князей, которые присваивают себе непомерную власть, не гнушаясь никакими средствами. Наша задача — расчистить дорогу для создания нового, возрожденного государства, которое станет храмом свободы для всех.

— Мой меч принадлежит народу, — с глубоким чувством произнес Флориан Гейер.

— Как и острое перо Вейганда, — заключил Вендель Гиплер. — Да будет благословен этот час, дорогой рыцарь Гейер фон Гейерсберг. Так смелей же за дело!

И, крепко пожав мужественную руку рыцаря, он распростился с ним.

Когда сторож на башне городской ратуши пробил девять часов, из большого дома на Церковной площади вышел человек, закутанный с головы до пят в длинный плащ. Впрочем, вряд ли была необходимость так кутаться и надвигать на глаза шляпу из страха быть узнанным. Одни лишь звезды, блиставшие как алмазы в прозрачном зимнем небе, глядели на улицы Ротенбурга. Даже окна в первых этажах были закрыты ставнями, и лишь кое-где сквозь них светились огоньки. Город спал, и запоздалый путник, обогнув длинную площадь за церковью пречистой девы и свернув на Замковую улицу, а потом на улицу Роз, не встретил ни живой души. Только мирный топот ночного дозора отдавался в гулкой тишине. Закутанный в плащ путник шел посреди улицы. Идти вблизи домов было рискованно, в темноте прохожего на каждом шагу подстерегала опасность: он мог наткнуться на выступы лестниц, провалиться в подвал, а то и угодить в свиной хлев. Из любого окна на голову пешехода мог пролиться душ самого подозрительного свойства. Дойдя до середины улицы Роз, незнакомец свернул налево, на Дворцовую улицу, в конце которой на фоне звездного неба зловеще высилась над городской стеной громада башни. Остановившись возле высокого узкого дома, он тихо трижды постучался в ставень у входа. Дверь тотчас бесшумно отворилась и так же бесшумно закрылась за вошедшим.

— Он пришел, мейстер Эчлих? — спросил вполголоса ночной гость, остановившись в сенях в полосе света, падавшего через полуоткрытую дверь из соседней комнаты.

— Да, пришел, как только наступили сумерки, господин почетный бургомистр, — отвечал отец Каспара Эчлиха, узнав посетителя, и принес свечу в железном поставце. Колеблющееся пламя осветило лицо хозяина, такое же суровое, как и у сына, но лишенное его юмора. Тонкие, скорбно сжатые губы, большой рот, глубокая вертикальная складка, прорезавшая лоб, и мохнатые брови, сросшиеся у переносицы, придавали старику Эчлиху угрюмый вид.

— Не откажите в любезности следовать за мной, господин бургомистр, — сказал он, направляясь к лестнице.

— А он еще не отдыхает? — спросил Эренфрид Кумпф.