Забайкальцы. Книга 2 - страница 30

— Эй ты, серяк, чего кланяешься немцу-то, знакомого увидел?

— Ха-ха-ха…

— Какой станицы?

— Копунской.

— Гужеед, а ты?

— Новотроицкой.

— Богдатской.

— Догинской.

— Ложки получали? Тут вот выдают их недалеко, в землянке.

Молодые, осмелев, посмеиваются:

— Знаем, что это за ложки, нам их в запасной сотне выдавали.

— Степка Секисов вон десять штук получил, пожадничал.

— Ха-ха-ха.

— Ну тогда хоть закурить давайте. У вас табачку, поди, полно, деньги-то ишо домашние, овсяные.

У многих среди прибывших оказались станичники, посельщики, знакомые. Начались разговоры, расспросы: как там дома да какой урожай, но в рассказах молодых не было ничего утешительного: всюду недовольство войной, в деревнях нехватка рабочих рук, недосев, недокос сена, и старики, так же как и фронтовики, ждут не дождутся «замирения».

Вскоре в окопах, в сопровождении есаула Шемелина, появились и новые офицеры-прапорщики: Киргизов, Богомягков и Балябин. Все трое как на подбор высокого роста, но Балябин выделялся из них богатырским телосложением, большого размера офицерская шинель плотно облегала могучие плечи и широкую выпуклую грудь, едва сходилась на нем распущенная на всю длину портупея шашки.

До призыва в армию Киргизов и Богомягков работали учителями, Балябин закончил в Чите землемерное училище. На фронт они прибыли из оренбургской школы прапорщиков, куда были направлены сразу же после мобилизации.

Сидящие у костра казаки встали, посторонившись, ответили на приветствие. Егор, глядя вслед великану прапорщику, восхищенно покачал головой:

— Вот это чертушка! В урожайном месте, видать, зародился.

— Здоровя-ак, этот ежели ахнет кулаком, так не только человека, быка зашибет насмерть.

— Не дай бог, если еще и характером-то крутой окажется, как покойный Токмаков-Зубатка, так он натворит делов…

— По взгляду-то вроде бы ничего-о, не злой.

К костру подошел Волгин, услышав, что речь идет о новом прапорщике, пояснил:

— Станишник это мой, Фрол Емельянович нашей, Чалбучинской станицы. Я его очень даже хорошо знаю. Вон во второй батарее родной брат его служит, Семен, такой же здоровила. Их шестеро братовей, и все вот такие дубы-силачи, а так ребята славные, худого про них не скажешь. С Фролом, вот этим, раз такой случай был… — Волгин, не торопясь с рассказом, закурил и, когда казаки расселись вокруг костра, продолжил: — Осенью дело было. Ездили мы с Ванькой Исаковым на примерку в станицу. Время уже перед самым покровом, страда закончилась, снопы возили. Едем мы обратно, солнце на вечер покатилось, а день ясный был, тепло, и куда ни глянь, обозы к селу тянутся: там снопы, там зеленку, там сено везут. И впереди нас двое на четырех с гречухой едут. Дорога на косогор пошла, смотрим — один воз хлоп, перевернулся. Ванька говорит: «Ну, обмолотили ребята гречуху, теперь надо разваливать воз-то да перекладывать, обомнут ее, одна солома останется». Я говорю: «Может, помочь ребятам, вчетвером-то, поди, поднимем». — «Что ты, — возражает Ванька, — где же нам справиться, вить воз-то пудов тридцать будет». Едем мы, эдак разговариваем, а они остановились, переднего коня привернули к оглобле. Затем подлезли оба под опрокинутый воз, понатужились, подняли его и поехали дальше как ни в чем не бывало. Ближе-то мы подъехали, узнали, что это Фрол Емельянович с братом Семеном силенку свою показали.

Вновь прибывших молодых офицеров распределили по сотням. Фрол Балябин достался четвертой сотне.

Настороженно приняла сотня нового прапорщика. Когда он появился в окопах, у амбразур, казаки опасливо косились на крутые, широкие плечи прапорщика, на его здоровенные ручищи и, перемигиваясь, отходили подальше, судачили:

— Интересно, какой же у него конь? Вить эдакую тушу возить битюга надо, на каких ломовики груза возят.

— Не иначе…

— Да и молчаливый какой-то, угрюмый.

— Нелюдим.

Мнение казаков о новом прапорщике, которого они уже в шутку прозвали Битюгом, вскорости же изменилось к лучшему.

Из разговоров казаками новый прапорщик узнал, что немцы частенько по ночам подползают к русским укреплениям и закидывают в наши окопы ручные гранаты, от которых в четвертой сотне уже выбыло десятка полтора казаков.