Забайкальцы. Книга 2 - страница 50

— Ты мне, дядя Архип, расскажи, что там было, в сборне-то, власть-то какая теперь будет?

— Ни черта, девка, не поймешь. Каких-то много там по газетке вычитывал твой Семен. Названия какие-то чудные, холера их упомнит. А народ, известно, кобылка, мелет, кому што в голову взбредет, я слушал-слушал да и плюнул, будьте вы неладны.

— Насчет войны-то что говорят? Скоро ее прикончат?

— Должно быть, скоро. — И тут Архип передал ей все, что слышал в сборне и что говорил на эту тему Иван Рудаков. Настя слушала старика, чуть дыша, и сердце ее трепетало от радости.

Уже шестой год перевалил на вторую половину, как Андрей Чугуевский и Степан Швалов прибыли на каторгу в Горный Зерентуй. Время наложило свой отпечаток на внешний облик бывших казаков: морщины избороздили высокий лоб Андрея Чугуевского, на грудь его веером опускалась черная, волнистая борода. Постарел возмужавший Степан Швалов, бороду он брил, а усы, густые, черные, колечками закручивал на концах. Многое повидали и пережили друзья на каторге: и жестокие выходки тюремного начальства, и борьбу с ним политических заключенных, голодовки и карцеры. Были свидетелями многих побегов из тюрьмы. В памяти друзей надолго сохранилось, как и они в числе других готовились к большому побегу, когда решено было сделать подкоп. В работах по устройству подкопа участвовала вся шестая камера. В стене под нарами, как раз в том месте, где спали Чугуевский и Швалов, сделали дыру, искусно заслонив ее картоном, покрытым известью под цвет стены. Отсюда и начинался тайный ход внутри стены: сначала его провели наверх, с выходом на чердак, чтобы было куда выносить мусор, битый кирпич и землю из подкопа, а затем — вниз, под фундамент. Трудились в подкопе по три человека в смену, работа не останавливалась ни на один час круглые сутки, и сладостен был узникам этот труд, суливший им свободу.

Несколько месяцев велась упорная, тяжелая работа в подкопе, все шло хорошо, благополучно прошли стену, до самого ее основания, подземный ход проделали через всю ограду, миновали фундамент каменной стены, вплотную подошли к саду, еще день-два напряженной работы, и опустеет шестая камера, шестьдесят два человека политических вырвутся на свободу. На воле купец Квасов уже приготовил для беглецов десяток охотничьих бердан с достаточным количеством к ним патронов, сухарей в небольших мешочках, соль, две брезентовые палатки, два компаса и четыре топора. Уже были намечены маршруты, которые ежедневно обсуждались в часы досуга перед вечерней поверкой, когда «политики» занимались обычно чтением книг, учением, слушанием лекций. Для виду они теперь держали в руках книги, а сами горячо обсуждали план побега. Мнения о маршрутах расходились: одни предлагали бежать на китайскую сторону — до пограничной реки Аргуни всего восемнадцать верст, — а там пробираться в Хайлар или Харбин; другие собирались идти тайгой до Сретенска.

— А насчет еды не беспокойтесь, — заверял своих единомышленников Чугуевский, — с берданами в тайге не пропадем, да и хлеба достать в наших селах пустое дело. Жители наши, особенно те, что живут на окраинах сел, к ночи обязательно кладут на полочку над крыльцом булку хлеба, крынку молока, а то и табаку-зеленухи папушу, этим мы и воспользуемся, проживем за милую душу!

Все шло хорошо, еще день-два — прости-прощай каторга; люди, отбывая очередную смену в подкопе, работали не щадя своих сил, и вдруг подкоп обнаружили!

Надзиратель Евсеев поднялся зачем-то на чердак и там увидел «политика» Михлина, который в это время вытряхивал из парусинового мешочка землю. Гремя шашкой, Евсеев ринулся вниз по лестнице, поднял тревогу.

Вскоре же в тюрьму прибыло начальство, свободные от дежурств надзиратели, конвойные солдаты. По приказу начальника тюрьмы два надзирателя и солдат-конвоец с фонарями в руках спустились в подкоп, прошли его до конца.

В подкопе они нашли инструменты, веревки с мешочками, шахтерские лампочки и бутылки с горючим; все это усердные служаки подняли наверх и доложили начальнику, что подкоп велся из шестой камеры, куда они открыли замаскированный лаз.