Забайкальцы. Книга 3 - страница 41

Хоронить пришлось в окопах, благо, что были они глубокие, почти в рост человека. Укладывали их рядами, на самое дно, закрывали шинелями и засыпали мерзлой землей. Работали до позднего вечера и чуть не весь следующий день. К вечеру схоронили еще двоих из тех семи, что были в живых, — оба скончались от ран, — а пятерых посадили на заводных коней, повезли в Могочу…

Давно уже наступила ночь. В узенькую бойницу видел Фрол полоску темно-синего неба, яркую звезду, она то скроется на поворотах дороги — и тогда увидятся другие звездочки, поменьше, то появится вновь. Наверно, это Полярная звезда, ведь этой стороной дорога обращена к северу.

За стенкой кто-то громко вскрикнул во сне, и проснулся Шандор Ковач, молчаливый, угрюмый горняк, с крупными, мозолистыми руками и накрепко въевшейся в поры смуглого лица синеватыми пятнами угольной пыли. Вот он заговорил что-то по-своему хрипловатым, стонущим полушепотом, наверное вспомнил родину, угольные копи, близких ему людей и поселок на берегу мутного Брошо. Слышно было, как проснулся Витрис, как он, загремев цепями, подошел к Шандору, заговорил с ним дружески ласковым голосом. Какой чудесный человек этот кареглазый красавец Янош Витрис, спокойный, отзывчивый к чужой беде, добрейший человек. Из разговоров с ним Фрол знал, что на родине у Яноша осталась невеста, по имени Коти, что живет она недалеко от города Круш, в небольшой горной деревушке на берегу стремительного Мороша. Ждет, бедняжка, своего Яноша, а ему вот какая выпала доля.

Должно быть, Ковач заснул, притих; Янош тихонько отошел на свое место, прилег, и снова тишина. За другой стенкой ворочается во сне Семен, а рядом, можно дотянуться до него рукой, похрапывает на голых досках Гоша Богомягков, самый близкий, самый преданный друг Фрола. Подружились они еще в 1911 году, когда вместе принимали участие в работе студенческих марксистских кружков в Чите. Вместе же в январе 1914 года вступили в партию большевиков и с этого времени уже не разлучались: вместе ушли на фронт воевать с немцами, вместе агитировали казаков-аргунцев за революцию, вместе повели их против семеновщины, вместе руководили Даурским фронтом, делились и радостями, и горем, и последним сухарем, а теперь вот и умирать поехали вместе.

«Эх, Гоша, ведь мог бы ты избежать этой участи, если бы согласился пробираться в Забайкалье в одиночку, но нет, не пошел на это, так и заявил: „Погибать, так вместе“».

Тогда же на тайной сходке посоветовались с большевиками Могочи: как быть, как пробираться в Забайкалье? Ехать по железной дороге стало невозможным, ибо Фрола и его товарища усиленно разыскивают белогвардейские власти, за их поимку атаман Семенов обещает большую награду, а их приметы: высокий рост, богатырская наружность братьев Балябиных — хорошо известны милиции и агентам семеновской контрразведки. Поэтому решили добираться до Забайкалья по китайской стороне.

От русских товарищей не отстали и венгры, уже успевшие оправиться от ран. Поздней ночью все десять человек, вооруженные одними лишь наганами, вышли из Могочи и тайгой двинулись на восток к русско-китайской границе. В районе станицы Игнашинской раздобыли лодку, переплыли на ней Амур. Но тут начались еще большие неудачи. На первой же ночевке хозяин постоялого двора, пожилой китаец, догадался, очевидно, что в гости к нему пожаловали те самые большевики, которых разыскивают власти. Догадку его подтвердил Богомягков: укладываясь на нарах спать, он нечаянно из кармана выронил наган в присутствии хозяина.

Утром из постоялого вышли затемно, но не успели пройти и десяти верст, как их догнал и окружил отряд китайской чжанцзолиновской конницы. Пока было чем, отбивались от них, даже успели захоронить убитого наповал Тихона Бугаева. Могилу ему вырыли в песке сохранившейся у Витриса саперной лопаткой, распрощались и наскоро зарыли Тихона, когда уже на исходе были патроны.

Забрали их китайские солдаты, связали им руки и, окружив конвоем, погнали в город Сахалин, что находится на правом берегу Амура, против русского города Благовещенска. Из тюрьмы Фрол сумел переправить записку большевикам Благовещенска, там сразу же начался переполох, жена большевика Днепровского дважды побывала у начальника тюрьмы, зная продажность китайских властей, договорилась с ними о выкупе арестованных.